Чтобы не поскользнуться, София внимательно смотрела под ноги и поэтому несколько раз сворачивала не туда. Она старалась добраться до дома Арнульфа, потому что это было единственное место, где она могла спрятаться, но яростные крики двух остолопов, которых произвела на свет Берта, когда была, наверное, не такой жирной, но, вне сомнения, не менее тупой, заставляли ее бежать, не разбирая пути.
Вскоре она уже не знала, где находится, знала только, что ее преследователи радостно продолжали погоню. Они поносили высокомерную девчонку, которая избегала всякой домашней работы, задирала нос и считала себя выше остальных, как в свое время ее отец-инвалид. Никогда эти безмозглые создания не представляли для нее опасности, но теперь, когда их натравила мать, у Софии не было ни малейшего желания попадаться им в руки.
С моря тянуло соленым, гнилым запахом водорослей, но вместо того чтобы внимательно осмотреть обширный порт, она побежала в направлении темной стены из облаков. Она уже раньше слышала приближающийся грохот грозы, а теперь стали появляться первые сполохи молнии.
София почувствовала, как ее лоб вспотел, а по телу от холода бегали мурашки. На улице не осталось ни души. Люди считали, когда гремит гром — это ссорятся демоны. В такие минуты лучше спрятаться подальше, чтобы они случайно не попали кулаком по тебе.
София постояла в нерешительности, не зная, пересилит ли в ее кузенах страх перед грозой желание наказать ее. Когда она обернулась, то ничего не увидела и не услышала, возможно, потому, что из черных туч полил дождь. Он хлестал с такой силой, что она едва переводила дыхание, а улица превратилась в бурный поток. Ее ноги стали застревать в жидком грязевом потоке, в котором плавали гнилые овощи и мертвая курица, которую кто-то собирался ощипать, острые гвозди, используемые сапожниками.
София с трудом пробиралась к стене дома. Что ей делать? Попытаться вернуться, даже если она и попадется в руки братьев? Или постараться дойти до дома Арнульфа?
То, что она не знала, как ей поступить, не столько обескуражило ее, сколько рассердило. В ярости она прокричала в сверкающую молниями бездну:
— Что за нужда мне убегать от этих вонючих кузенов? Почему я должна бояться безмозглых дураков? Зачем я лечила фурункулы Арнульфа? Зачем прислуживала Гризельдис и терпела унижения со стороны Мехтгильды? Разве мир не знает, кто я такая и что мне положено?
София устало вздохнула. Собрав последние силы, она, не разбирая дороги, побежала дальше по пустым, разветвлявшимся переулкам, ее лодыжки погружались в грязь. И вдруг она — совершенно случайно оказалась у дома Арнульфа.
Ее волосы промокли насквозь, с них капала коричневая жижа. Вся ее одежда вымокла.
Она хотела перевести дух, прежде чем постучать и попросить о помощи.
Но как только дождь прекратился, она обнаружила, что не она одна стояла на одной из улиц Любека, казавшегося вымершим.
Дерзкие кузены тоже попали под дождь, не смогли вернуться домой и решили искать приют там, где их меньше всего можно было ожидать.
— Рагнхильда! — пронзительно закричал один из них, косой, женой которого она должна была стать.
— Арнульф! — вскричала она, хотя это имя только что входило в число тех, кого она проклинала. — Помогите!
На его побледневшем лице был написан испуг.
Арнульф боялся грозы больше, чем болезни. С последней человек мог по крайней мере попытаться справиться, в то время как перед небесными силами он был совершенно безоружен.
— Когда из облаков доносится гром, — начал он, после того как София поспешно вбежала в дом и закрыла за собой ворота, — это похоже на муки грешника перед смертью. Звуки демонов ужасны. Хотя они и ссорятся сейчас между собой, но кто знает — может, скоро они придут за одним из нас, украдут у него душу и отрубят члены. Мы ведь знаем, как они любят играть глазами в бабки.
Она обращала так же мало внимания на его страхи, как он на ее.
— Избавьте меня от своих предрассудков! — пронзительно вскричала она. — Меня гонят не демоны, а злые родственники.
Взгляд Арнульфа, прежде направленный вверх, откуда на несчастных, маленьких людей извергался небесный гнев, яростно остановился на ней — и от ее вида ему стало не менее жутко.
— Ты себя видела, девочка? Ты... грязная!
В его последних словах был слышен упрек. Кто бы ни заходил в его дом, он был нежелателен, если приносил с собой грязь, ведь и предположить нельзя было, сколько злостных болезней могло таиться в этой грязи.
— Не бойтесь, я не принесу в дом болезней! — София поспешила справиться с его страхами. — Я — та, которая защитит вас от них до конца вашей жизни. Позвольте мне только остаться у вас и защитите меня!
— Что ты говоришь? Твоя тетка позволяет тебе приходить сюда, но если твои кузены от ее имени требуют вернуться домой, ты должна пойти с ними! Меня все знают как добропорядочного человека. Ты разве не слышишь, как громыхает на небесах?
Арнульф сжался, от чего она пришла в крайнее нетерпение. Его страх по сравнению с ее казался ей ничтожным. София топнула ногой, вместо того чтобы поддержать своего спасителя.
— Добропорядочность не много значила для вас, когда вы совали мне в лицо свой зад. Арнульф, вы должны освободить меня от этой семьи! Вы же видите, я не могу к ним вернуться! Возьмите меня в жены, и я буду заботиться о вашем теле так, как вам хочется!
План, который уже несколько недель назад стал созревать в ее голове, вдруг сорвался с губ. Ей казалось, что ее преследуют не только кузены, но и прошлое, тупые месяцы в доме тетки и годы в монастыре, омраченные толстым телом Гризельдис, победоносным лицом Мехтгильды и зловонием обожженных тел.
Она не хотела, чтобы прошлое поглотило ее. Она больше не хотела мириться ни со всем происходящим, ни с бессилием перед лицом судьбы, ни с чувством вины, вызванным им.
— Да, возьмите меня в жены! — кричала она в панике и одновременно требовательно. — Разве не я сделала вашу жизнь сносной в последние месяцы?
Арнульф нахмурил лоб, не зная, что для него было самым невыносимым в этой ситуации, — то, что с Софии капала грязная вода, что ее голос был похож на голос базарной бабы или что она озвучила требование, о котором он еще никогда не думал.
Он отступил назад, она последовала за ним. Теперь из-за двери доносились не только нетерпеливые удары, но и разгневанные голоса. Сначала они выкрикивали ее имя, потом имя купца, требуя, чтобы он открыл дверь и отдал им непослушную девчонку.
— Не пускай их! — сердито прошипела она, заметив его колебание.
— Девочка! Что ты выдумала! Не могу же я...
— Я не хочу больше жить в том мире, где мне не позволяют писать. Не думай, что я сую нос в твои книги только из женского любопытства!
— Девочка, я прошу тебя, если у твоих братьев есть повод, то я не имею права...
