— Расскажи мне про этот фонд, — попросила она.
— Валентина, с твоей стороны, некрасиво заставлять меня ждать.
— Услуга за услугу, согласен?
— Как жестоко! Не будь ты обычной простолюдинкой, я даже, возможно, счел бы это милым. А так ты меня раздражаешь.
— Не будь таким букой, Хьюго.
— Ладно, ты выиграла… — признал Вермеер. — Но только потому, что ты мила и прелестна, и я все еще надеюсь, что когда-нибудь ты не устоишь перед моим обаянием. Вот то немногое, что мне известно: примерно с год назад Штерн вновь возник на горизонте со своей новой игрушкой, этим «Фондом по искусству», или как там его…
— «Фондом по распространению произведений искусства», — поправила Валентина.
— Если хочешь знать мое мнение, обычная пустышка. Этот парень исчезает на три года с лица Земли. Все полагают его мертвым, и тут вдруг он всплывает во главе фонда, который ничем не занимается.
— Как это?
— Твой «Фонд Штерна» пока что еще ничего не сделал. Ни выставки, ни меценатства — ничего. Пустая скорлупка. Для структуры, которая располагает двадцатью миллионами собственных средств, довольно странно, не так ли?
— А как же персонал? Я видела пятерых служащих и, на первый взгляд, все они вкалывали как проклятые. В любом случае там есть информационный зал, в котором полно компьютеров.
Вермеер пожал плечами.
— Даже не представляю, чем они могут заниматься. Из резиденции Штерна никогда не бывает утечек. Это абсолютная тайна. Полагаю, телохранители там лишь для того, чтобы перевозить картины. Я был очень настойчив, но так и не смог ничего узнать, и мне это не нравится. Совсем не нравится. От этого твоего фонда попахивает дерьмецом… А теперь — твоя очередь. Что там насчет этого чертова Кодекса?
— Вазалис… — неохотно уступила Валентина.
Лицо Вермеера просветлело.
— Что именно? Симпатические чернила? Палимпсест?
Легким кивком Валентина подтвердила вторую гипотезу.
— Палимпсест… — мечтательно повторил Вермеер. — Значит, слухи были не беспочвенными.
— Ты это о чем?
— Тебе ведь уже доводилось слышать про «De forma mundi», правда?
— Я не обладаю твоим пристрастием к древним историям. Я всегда полагала, что Вазалис — своего рода притча. Ловкий ход, призванный наставлять верующих.
— Так ты не знаешь даже, почему он умер?
— Нет.
Вермеер выглядел удрученным.
— Вазалиса казнили за то, что он написал некий трактат, «De forma mundi», который не понравился папе. Когда Климент IV избавился от него, он воспользовался этой смертью, чтобы превратить в пепел все экземпляры книги, но ходят слухи, что один из них все же пережил аутодафе. Именно его, вероятно, Штерн и обнаружил. У меня есть файл на Вазалиса в компьютере; днем я тебе его пришлю. Вернемся к нашему разговору, когда ты все прочтешь.
Валентина указала на портативный компьютер, лежавший на банкетке, рядом с грузным задом Вермеера, и бросила собеседнику обворожительную улыбку.
— Почему бы тебе не скинуть мне что-нибудь сейчас же, так сказать, для затравки?
Вермеер отпил вина и долго его смаковал. Ярко-красная капля повисла на трехдневной щетине, в углу нижней губы.
— Немного напряженного ожидания тебя не убьет. Как ты там сказала только что? Ах, да, услуга за услугу… И потом, будешь знать, как предпочитать эту гадость моему «Жевре Шамбертен».
Довольный произведенным эффектом, Хьюго Вермеер полностью предался кайфу, вызванному раздражением его вкусовых рецепторов и усиленному видом расстроенного лица Валентины.
8
Сидевший прямо на паркетном полу хранилища редких книг Жозеф Фарг чувствовал себя униженным. Он никогда не думал, что такая катастрофа возможна. Даже представить себе не мог ничего подобного. Этот день, вне всякого сомнения, был самым тяжелым днем его жизни. Даже более тяжелым, чем тот, в который умерла его мать.
Едва убедившись в исчезновении «Theatrum Orbis Terrarum», Фарг сразу же направился к декану. Рассказал ему о своем открытии, а также о явной причастности к краже Альбера Када. Вопреки ожиданию и несмотря на всю серьезность фактов, декан проявил удивительную снисходительность. Он не повысил тона, не заговорил ни об административном расследовании, ни о дисциплинарных санкциях в отношении персонала Центра исследований. Попросив Жозефа Фарга сохранить случившееся в тайне, декан прошел вместе с ним в кабинет Када. Поверхностный осмотр комнаты убедил мужчин в том, что похищенной книги в ней нет.
Раздосадованный, Фарг вернулся в Центр исследований, разогнал находившихся там студентов, отправил по домам коллег и, закрыв за ними дверь, остался в помещениях Центра один. Для того чтобы кое в чем удостовериться, ему требовались тишина и одиночество. Фарг не хотел, чтобы ему мешали.
Перепись ценных книг заняла почти три часа. По окончании этой нудной работы настроение не улучшилось, а напротив, упало до нуля. К сожалению, «Theatrum Orbis Terrarum» оказался не единственным трудом, отсутствующим на полках хранилища. Не хватало еще трех книг. Речь шла о незаменимых произведениях, как из-за их редкости, так и из-за того, что они являлись совершенно исключительными в своем роде.
Так, несколько страниц недостающего экземпляра «Трех книг мудрости» Пьера Шаррона были снабжены пометками Монтеня, которому автор подарил этот том в знак уважения. Пропали и «Institutiones in Lingua Graecam»[10]Николя Кленара, которые увидели свет в Лувене в 1530 году и на протяжении следующих девяноста с лишним лет переиздавались сто восемьдесят раз, став одним из бестселлеров эпохи Возрождения. Что касается первого издания пятой книги «Эпиграмм» Бернардо Баухюйза, иезуита, прославившегося благодаря знаменитому восхвалению Девы Марии, написанному в тысяче двадцати двух различных стихотворных формах, по числу известных в то время звезд, то сейчас подобных — полных — изданий во всем мире насчитывалось лишь еще три экземпляра. Но ни один из них, в отличие от исчезнувшего, не принадлежал когда-то кардиналу Ришелье, оставившему свою подпись (она была сделана пером) на титульном листе.
Эти пропажи представляли собой настоящую катастрофу, если не хуже. По первой, примерной оценке Фарга, материальный ущерб университета мог составить самое малое полмиллиона евро — один лишь «Theatrum» стоил не менее двухсот тысяч, а Шаррон, принимая во внимание собственноручные комментарии Монтеня, вероятно, и того больше. Но не только это беспокоило Фарга — гораздо важнее было другое. Эти книги являлись частью собрания Сорбонны на протяжении многих веков. Теперь же их вряд ли удастся отыскать, и даже если когда-нибудь равнозначные им экземпляры будут выставлены на продажу с торгов, средств на их приобретение у университета все равно не найдется. Следовательно, эта кража являлась неоценимой потерей как для студентов, так и для научных работников.
