чепчик из одной руки в другую.
— Полгодика пожила, да сбежала. Дети меня и узнали, всем рассказывать стали, не мама, мол, в доме живет, а ведьма. Пришлось в пташек их превратить и сказать, что в лесу сгинули. Всем Морландом их искали, да вот беда: палач городской во время поисков тоже пропал. Исчез в сырой земле, захлебнулся ею, орал как резаный, пока над головой его она не сомкнулась.
Голди опешила.
— Ты его убила? Он… был плохим?
— Почему же? — усмехнулась Молли. — Хороший был палач, быстро из меня признание в злодействах выбил. Ногти с пальцев рвал, родинки иглой колол, колдовские соски искал. И кошку, черную мою Ночку, на моих глазах замучил. Все я подписала, что велел, во всем созналась и что сказать надо было, на суде повторила. Какой он человек был, я не знаю, а палач — отличный. Думаешь, зря я с ним так? Простить надо было?
Голди прикрыла глаза, представив несчастную Молли в пыточной. Лишенную надежды, сдавшуюся, потерявшую своего Витольда и ежедневно подвергаемую пыткам. Ее месть была страшной, но разве сама Голди поступила бы иначе?
Нет. Она бы сполна поквиталась со всеми, кто отправил ее на костер.
— Такое не прощают, — тихо ответила она. — Я тебя понимаю. Но детей-то за что? Ты же сама сказала, что убивать их — страшный грех.
На лице мертвой Молли отразилось недоумение.
— Конечно, грех. Но я-то их не убивала, а просто заколдовала. Да ты что, думаешь, они навеки птицами остались? Вскоре снова детьми обернулись, не зверь же я, невинных убивать.
— Но в музее написано, что они пропали навсегда.
— Значит, улетели в дальние страны, там и обернулись, — пожала плечами Молли, — искать-то их было некому.
— Так, постой, ты заколдовала мужа Труди, заставив его топором зарубить всех, кто был причастен к твоему суду, — вспомнила Голди, — а что с ним в итоге было?
— Казнили, конечно же. Этого уж точно жалеть не стоит: гнусный он был тип. На родных детей плевал, бил их, меня обижал, да с соседскими девушками дурное норовил сотворить. Витольд его долго вразумлял, просил одуматься, а потом признался мне, что более гнилого грешника в жизни не видел. Все равно бы в ад попал, а так хоть с пользой, — Молли лукаво сощурилась, — а хочешь знать, что со мной дальше было?
— Очень. Ты такие вещи интересные рассказываешь, — неискренне улыбнулась Голди.
Молли порозовела от удовольствия.
— Ты хорошо слушаешь и не осуждаешь меня. В общем, сбежала я подальше из Морланда. Деньги прихватила, в лесу метлу сделала, да улетела в дальний незнакомый город. Там и жила, купца одного приворожив. Симпатичный был, гордый да щедрый. Пришлось постараться, снова стать привлекательной, но разве для ведьмы это трудно? Жила, не тужила, сыто и спокойно несколько лет. Кошку новую призвала, черную, на метле летала ночами голышом… только скучно было очень. У мужа помощник был молодой, на Витольда моего похожий, а я так по нему скучала! Без него моя жизнь стала пустой и тоскливой, хоть волком вой. Приворожила я того паренька, чтобы немного порадоваться. А потом нас муж мой застукал.
— И что сделал?
— Привязал голыми друг к другу, да утопил в болоте, — вздохнула Молли, — а не заткнул бы мне рот, так успела бы заклятье «Побег» еще раз сотворить. Нас к болоту челядь его тащила, были там женщины. И проклинал он меня долго и яростно. Надо же, я думала, что под приворотом мужчина послушный становится, пальцем не тронет, а он… Гордый слишком оказался. Не сжалился надо мной.
Голди содрогнулась. Ведьмы имели силу и власть, но не были неуязвимы, из-за чего регулярно гибли от рук разгневанной толпы или опасных людей. Так было раньше, так продолжалось и сейчас. В современности мужа Молли осудили бы, но ей это мало бы помогло. Самое неприятное, что Голди прекрасно понимала, почему Молли не могла просто быть верной женой и матерью: жизнь с нелюбимым мужчиной изматывала ее, каким бы успешным он ни был. Тихая сытость засасывала в себя, как болото, а тоска по Витольду толкнула на безумную выходку, стоившую ей жизни.
— Да он просто чудовище. Так поступить с любимой женой! — демонстративно посочувствовала ей Голди, — Постой, ты сказала, он вас в болоте утопил?
— Ну да. До сих пор тело мое где-то там гниет, — поморщилась Молли, — держись от болот подальше, много чего дурного там творится.
— Но ты не стала нежитью?
— А зачем мне это? Умерла, так умерла. Не было у меня сил вставать из сырой земли да дальше маяться. Хватит с меня боли, — взгляд мертвой Молли стал пустым и тоскливым. Затем она потрясла головой. — Да ну его! Здесь лучше. Спокойнее. Голди, а что это за бусы на тебе? Покажи поближе.
— Это бисер. Я иногда из него что-то плету, — Голди расстегнула длинное колье с голубыми цветочками и приблизила к зеркалу. — Нравится?
Глаза Молли вспыхнули восторгом.
— Очень! Вот бы мне такие! Но оно дорогое, наверное?
— Нет. Хочешь подарю? — слегка улыбнулась Голди.
— Спрашиваешь?! Конечно, хочу!
— Тогда держи.
То, что она собиралась сделать, было настоящей авантюрой, но могло окупиться в будущем. Голди запустила пальцы в шерсть Шанс, готовясь быстро закрыть проход между миром живых и мертвых. Пролевитировала бусы из бисера и коснулась пальцем стекла. После чего протолкнула бусы в зазеркалье, бросая их Молли. Та поймала и взвизгнула от восторга.
— Какая красота! Спасибо! Ты — настоящая подруга, Голди! Добрая и щедрая! И болтать с тобой так приятно!
Голди поспешно захлопнула зеркальный проход и выдохнула с облегчением. Мертвая Молли не успела понять, что произошло, и среагировала только на бусы.
— Не за что. Молли, помоги мне, пожалуйста. Я тоже хочу знать чары «Побег». Они мне точно пригодятся. Поделись ими, раз мы подруги.
Молли замерла.
— Решила все-таки убить кого-то?
— Нет. Мы добровольно обменяемся. Я ее уговорю.
— Как?
— Я найду аргументы. Но мне нужны твои чары.
Молли не ответила. Некоторое время она перебирала бусы из бисера и любовалась ими. Затем решилась.
