при виде чужих работ. И, наверное, именно из-за него она потеряла всякое критическое отношение к происходящим событиям, потому совершенно не сопротивлялась, когда в перерыв к ней снова подсела Варя с кружкой чая и идеей создать на этом сайте магазин нового мастера Любови Подольской.
В тот вечер Люба выгуливала Тефика, а мысли витали вокруг сегодняшнего события. С ума сойти — у неё и собственный магазин? Да не может быть, чтобы кто-то покупал её шали!
Но она снова и снова возвращалась к сайту, присматриваясь к тому, как сфотографированы работы других мастеров. Прощаясь после работы, Варя повторила: «Сфотографируй как можно больше! И так, чтобы хотелось купить. И обязательно выложи!»
Ну, выложи не выложи, это и потом сделать можно, спешить-то некуда, а вот как сфотографировать? Как сделать, чтобы хотелось купить? И Люба снова листала чужие фотографии. Она бы и ещё смотрела, но Тефик запросился домой.
Это потом всё получилось: и фотографии, и пышные названия для шалей, и магазин, и первые покупки. А тогда, когда она вернулась в свою комнату, всё отошло на второй план, у неё снова дрожали руки, и в душе что-то вздрагивало в ожидании спиц и погружения в новый, прекрасный мир.
Глава 7. Там
Фасон платьев для первого бала не менялся лет сто или около того. Всё тот же лиф со скромным вырезом, от него — всё та же свободная юбка. И цвет всегда один и тот же: пастель любых оттенков, но такая, чтобы почти белая. Драгоценностей как можно меньше, а если и есть, то самые скромные. Почему? Как объясняла мадам Люси: девушки привлекают юностью и свежестью, а не богатством наряда или украшений.
Вот так просто.
Воспитанницы слушали эти прописные, давно известные им истины и согласно опускали глаза. Но в душе были не согласны. А после занятий, когда собирались в кофейне, где мадам Ромашканд со своим страшным хлыстом не появлялась и не могла услышать, осмеливались высказать это вслух, и даже громко: какая глупость, что для первого бала придуманы такие ограничения! Вот было бы здорово затянуть корсет потуже и показать свою тонкую талию, надеть туфли на каблуке, делая рост выше, а походку изящнее, и сверкать, сверкать, сверкать в танцах, рассыпая вокруг блики драгоценных камней!..
В беседах на эту тему Альбина почти не принимала участия. Так получалось, что модистка с примерками бывала в особняке наставницы после занятий, когда Альбина уже могла уйти, а эти беседы на следующий день после примерки были не такими бурными. Да и своих впечатлений и забот хватало: мадам Зу со своей вечной сигарой и примерками, мадам Энне, занятия которой благотворно сказывались на осанке, дарили радость движения, да и просто повышали настроение.
А ещё… Ещё мистер Базиль и его чудесные занятия верховой ездой. Да, мадам Ромашканд не знала, какой у её нелюбимой ученицы берейтор. Вот бы она высказалась тогда!
Альбина с матушкой всё-таки добрались до него.
Правда, не в тот же день, когда познакомились с мадам Зу, слишком уж они были вымотанными, да и жара уже стояла на улице. А вот после первого занятия у мадам Энне, когда Альбина ещё была в плену мелодий, задумчиво улыбалась и готова была кружиться даже на улице, матушка спросила у танцовщицы о Базиле.
— О, — сказала Энне, и лучики-морщинки разбежались по её лицу от теплой улыбки. — Бывший гусар? — И глянула по-птичьи, одним глазом.
Вынырнув из музыкальных волн, Альбина, почувствовав укол тревоги, уточнила:
— А что не так?
— Я… Не знаю… — задумалась мадам. — Он сложный. Нелюдимый. — И добавила весело: — Хотя добрый.
Недоумение на лице Альбины, однако, никуда не делось.
— Гусар — это хорошо? Или плохо? — уточнила она. Надо было разобраться.
Мадам Энне звонко рассмеялась.
— Видите ли, милая Альбина, он отличный наездник. Даже, наверное, лучший. Но… бывших гусар не бывает.
— Как это? — удивилась девушка, не в силах сдержать ответную улыбку.
— А так, — наклонила голову к плечу наставница и округлила для убедительности глаза. — Гусары — это ведь передовой отряд, самые задиристые ребята на войне. Они и головы складывают чаще других. Такие отчаянные! — В голосе наставницы слышалась и зависть, и сожаление, и гордость, и, наверное, капелька восторга? — А Базиль вот вернулся. И очень переживает из-за этого.
Альбина продолжала непонимающе хлопать глазами. И тут уже матушка помогла Энне:
— Алечка, — сказала мягко и глянула ей в глаза, — трудно это — пережить своих верных друзей. Вина мучит. Вот ты жив, а они умерли… — и в голосе Фёклы Фроловны задрожала слеза.
Альбина, поняв, что матушка в эту минуту вспомнила отца, крепко сжала её ладошку.
— Нам надо срочно познакомиться с таким интересным берейтором! — решительно проговорила она, меняя тему, и повернулась к бывшей танцовщице. Попросила: — Мадам Энне, а не подскажете, далеко ли до дома господина Базиля?
— Хм, — задумалась та. — Показать было бы проще… О! — воздела она указательный палец вверх и сделала решительный шаг к открытому окну.
Высунулась и залихватски свистнула через два пальца. Альбина замерла с приоткрытым ртом. А матушка, на которую она в эту минуту старалась не смотреть, кажется, ойкнула. Или икнула?
— Мальчишка вас проводит, — как ни в чём не бывало повернулась к ним Энне.
И мило улыбнулась. Альбина тоже улыбнулась, только неловко — девицы, похожие на маленьких разбойниц, всегда её немного озадачивали, а уж свистящие по-разбойничьи дамы в возрасте… Но всё-таки кивнула.
В окне почти сразу возник кто-то чумазый, с давно не стриженными, всклокоченными волосами.
— Что, мадам? Добрый день!
У грязного пугала был тонкий голос. Это тот самый мальчишка-провожатый?
— Знаешь, где живет Базиль, бывший гусар? — спросила мадам Энне. Лохматая голова кивнула. — Проводи-ка этих женщин к его дому, дружок.
— Да, мадам! Хорошо, мадам! — на грязном лице блеснула улыбка. — Вы сегодня прекрасно танцевали, мадам! — худые руки, опиравшиеся на раму, соскользнули, оставляя грязные следы, и мальчишка резко присел, уворачиваясь от затрещины, которую Энне хотела ему отвесить.
— Кито! Сколько раз я говорила, что подсматривать нехорошо! — грозно крикнула она в пустое окно и пристукнула кулачком по подоконнику.
В ответ ей послышалось хихиканье, зашуршали кусты, и только когда движение стихло, приглушенный расстоянием голос мальчишки зазвенел снова:
— Я здесь подожду, на улице!
Наставница повернулась к Альбине и её матери и с улыбкой сказала:
— Он славный паренёк, только легкомысленный. Давно уже подсматривает, но вполне невинно — в окошко. Я даже предлагала ему обучаться, он ведь высокий, мог бы прекрасно выступать партнёром для девушек, вот хоть
