— Наш друг хочет указать нам, — отчеканил Семакгюс, — что мы столкнулись с необычным случаем, а потому даже самое робкое предположение может оказаться самым дерзким.
— Что ж, — подвел итог инспектор, — тогда предполагайте. Похоже, мы присутствуем на концерте для Сансона и Семакгюса, двух инструментов, исполняющих канон, но не способных завершить мелодию и вынужденных тянуть ее словно кошку за хвост.
— Тогда коротко. Этот человек упал, но не разбился до смерти!
— Как?
— Сначала скажите, с какой высоты он упал?
— Примерно с высоты четвертого этажа. Веревка оказалась непрочной и оборвалась на уровне окна. Похоже, причиной тому явились гнилые простыни.
— Значит, мы не можем утверждать, что наша жертва упала именно с вышеуказанной высоты.
— Тогда что же?
— Осмотр тела доказывает два факта. Во-первых, причиной смерти найденного на улице человека явилось не падение. А во-вторых, обнаруженная и обследованная нами глубокая рана позволяет утверждать, что ее нанесли острым орудием, пуансоном или иным инструментом с острым концом… шпагой, например?
— Скорее, заостренным концом трости.
Николя и Бурдо переглянулись. Инспектор заговорил первым.
— Человек, упавший с высоты, вряд ли сумел бы увернуться от нападающего.
— Разумеется, даже если он не сильно ударился. Но, черт возьми, умереть от ушибов он тоже не мог! Поэтому мы делаем вывод: причиной смерти является рана, нанесенная заостренным предметом. А от вас, похоже, ускользнула одна деталь: веревка вполне могла оборваться, когда человек висел над самой землей. И хотя ударился он основательно, у него не сломаны ни руки, ни ноги, череп тоже цел, не считая небольших внутренних повреждений. На локте, без сомнения, гематома, но все эти увечья не могли привести к плачевному исходу.
Николя направился в угол, куда бросили сплетенную из простынь веревку, поднял ее и протянул Семакгюсу; затем достал из кармана тот ее кусок, что был привязан к решетке, и также отдал хирургу.
— Вот обе части веревки. Она оборвалась почти в самом месте крепления, возле решетки. Нет оснований утверждать, что разрыв случился из-за трения об угол камня. Когда я показал оба куска Бурдо, тот посоветовал исследовать веревку целиком.
Хирург поднес простыни к носу, чихнул и попробовал на прочность.
— Надо проверить. Николя обладает примерно тем же телосложением, что и жертва, и я уверен, согласится провести эксперимент.
— Разумеется! Что нужно делать?
Грузный Семакгюс взгромоздился на скамеечку и, привязав веревку к одному из многочисленных железных колец, торчавших из стены, проверил прочность узла.
— Николя, хватайте обеими руками простыни, упритесь ногами в стену, а потом повисните на них.
Комиссар исполнил, что от него просили: схватив свитую из простынь веревку, он уперся ногами в стену и, оттолкнувшись, повис, раскачиваясь над полом. Через несколько секунд раздался характерный треск разрываемой ткани и скрученные простыни оборвались. Бурдо и Семакгюс подхватили Николя, чтобы тот не упал на спину. Осмотрев разрыв, они сравнили его с обрывком, принесенным из тюрьмы: оба выглядели одинаково. Тогда Семакгюс достал из своей кожаной сумки для инструментов небольшую бутылочку, наполненную бесцветной жидкостью, и намочил простыни в нескольких местах. Везде, куда попали капли, ткань окрасилась в пунцовый цвет.
— Глазам своим не верю! — изумленно воскликнул Бурдо. — Что за чудо?
Семакгюс поднял флакон, чтобы все могли его видеть.
— В бутылочке содержится лакмусовый настой из лепестков подсолнуха. Мои ученые собратья из Королевского ботанического сада и Академии наук, посвятившие себя изучению химии, рассказали мне, что из подсолнуха можно приготовить настой, приобретающий красный цвет при соприкосновении с кислотой. Я с самого начала почувствовал запах кислоты, и теперь подозрения мои подтвердились.
— Итак, — произнес Николя, — простыни каким-то образом обработали некой субстанцией, разрушающей волокна ткани. Следовательно, истончившаяся ткань могла оборваться в любом месте.
— Я сам не смог бы точнее выразить собственные мысли.
Сансон, внимательно разглядывавший руки трупа, перевел взор на его одежду. Друзья с интересом наблюдали за ним.
— Какая муха вас укусила, Сансон, разве осмотр не окончен? — спросил Бурдо, выпуская пышный клуб дыма.
— На основании кое-каких обнаруженных мною следов я пытаюсь воссоздать более точный портрет жертвы. Мне кажется, мы можем определить, чем примерно занимался этот человек…
Бурдо усмехнулся.
— Можете смеяться, но я попробую вас убедить. На теле каждого из нас можно найти следы, выдающие наши занятия. Представьте себе, — да не допустит этого Господь! — что мне придется осматривать тело комиссара. Что я на нем обнаружу? Шрамы, полученные на протяжении всей жизни в многочисленных схватках. А с тех пор, как я имею честь быть с ним знакомым, он успел получить немало ран! И какой вывод я сделаю? Я скажу, что передо мной, скорее всего, или солдат, или разбойник, или полицейский.
— Ах, сколько шишек я заработал, когда в юности играл в суле на покрытом галькой берегу бухты Треигье! — отрешенно произнес Николя.
— Понимаю, — задумчиво проговорил Бурдо. — Разглядывая мертвеца и перебирая его одежду, вы заметили нечто необычное. Держу пари, дело обстоит именно так, и вы уже сделали выводы, которые наверняка помогут нам в расследовании.
— Вы читаете мои мысли. Среди примет, необходимых для установления личности, наиболее красноречивыми являются физические особенности, как природные, так и связанные с определенными занятиями. Это своеобразный несмываемый след, по которому можно установить личность. У крестьянина, обрабатывающего землю, согбенная спина; у поденщиков, разносчиков и носильщиков сутулые плечи; у сапожников чрезмерно широкие большие пальцы рук; у чернорабочих кожа рук морщинистая, вся в трещинах и шелушится. Ну и так далее…
— Очень интересно, — промолвил Николя. — И что же вы обнаружили в нашем случае?
Сансон указал на труп.
— Посмотрите внимательно на его руки. Предположим, что он был правшой, и вспомним, что он привык ухаживать за собой.
Он взял мертвеца за руку.
— Смотрите: ногти огрубевшие, вдобавок еще и слоятся. От какого занятия у человека могут быть такие ногти? Ногти большого и указательного пальцев на левой руке сходятся неплотно, потому что края ногтей искрошились. Без сомнения, это признак специфической деятельности, которой приходилось заниматься нашему незнакомцу.
С этими словами он подошел к сложенной одежде и извлек из стопки панталоны.
— Не странно ли, что у этой детали его туалета изношенность присутствует на правом бедре и сзади?
Вернувшись к телу, он продолжил:
