быстротой и ловкостью, что, когда я отдернул руку, кровь уже лилась ручьем из глубокого пореза. Он опять схватил мою руку, поднес к горшку и выжал в него побольше крови.
Рука онемела. Я был в состоянии шока, в странном холодном жестком напряжении, с ощущением давления в груди и в ушах. Я чувствовал, что куда-то соскальзываю. Я был близок к обмороку. Он отпустил мою руку и помешал в горшке. Когда я очнулся, то был изрядно сердит на него. Понадобилось довольно много времени, чтобы я полностью пришел в себя.
Он разложил вокруг костра три камня и поставил на них горшок. Ко всей смеси в горшке он добавил еще что-то вроде большого куска столярного клея, влил большой ковш воды и оставил все это закипать. Дурман сам по себе пахнет весьма специфически, в соединении же со столярным клеем, который, угодив в закипавшую смесь, тотчас дал о себе знать, получилась такая вонь, что я с трудом удерживался от рвоты.
Смесь долго кипела, а мы все это время неподвижно сидели у костра. Время от времени, когда ветер гнал испарения в мою сторону, меня обволакивало вонью, и я старался не дышать.
Открыв кожаную сумку, дон Хуан вытащил человечка, бережно передал фигурку мне и велел сунуть в горшок, только осторожно, чтобы не обжечься. Фигурка беззвучно скользнула в кипящее варево. Он вынул нож, и у меня мелькнула мысль, что сейчас он опять будет меня резать, но он просто подтолкнул острием фигурку и утопил ее окончательно.
Он еще немного понаблюдал, как кипит варево, а затем принялся чистить ступку. Я помогал. Когда мы закончили, он сложил ступку и пестик у забора. Мы вошли в дом, а горшок оставался на камнях всю ночь.
На рассвете дон Хуан велел мне вытащить фигурку из клея и подвесить к кровле, лицом на восток, сохнуть на солнце. К полудню она стала твердой, как проволока. Клей затвердел и стал зеленым от брошенных в варево листьев. Фигурка отливала сверхъестественным глянцем. Дон Хуан велел снять фигурку и дал мне сумку, сделанную из старой замшевой куртки, которую я ему когда-то привез. Выглядела сумка точно так же, как его собственная, разве что та была из мягкой желтой кожи.
— Положи свое «изображение» в сумку и закрой ее, — сказал он. Он демонстративно отвернулся и на меня не смотрел. Когда я спрятал фигурку, он дал мне сетку и велел положить в нее глиняный горшок.
Он подошел к моей машине, взял у меня из рук сетку и прицепил ее к открытой дверце «бардачка».
— Пойдем со мной, — сказал он.
Он обошел вокруг дома, сделав полный оборот по часовой стрелке. Постояв на веранде, он еще раз обошел вокруг дома — на этот раз против часовой стрелки, — и опять вернулся на веранду. Какое-то время он стоял неподвижно, потом сел.
Я уже привык считать, что во всем, что бы он ни делал, есть особый смысл. Я гадал о том, что означает это кружение вокруг дома, когда он воскликнул:
— Что такое! Куда же я его девал?
Я спросил, что он ищет. Оказалось — саженец, который я должен пересадить. Мы еще раз обошли вокруг дома, пока он наконец вспомнил.
Он подвел меня к полочке под крышей; на полочке стояла небольшая стеклянная банка, в ней была вторая половина первой порции корня. Сверху уже пробились ростки. На дне оставалось немного воды, но земли не было.
— А почему там нет земли? — спросил я.
— Каждая почва своеобразна, а «трава дьявола» должна знать только ту землю, на которой будет расти. Сейчас самое время вернуть ее земле, пока не завелись черви.
— Мы посадим ее здесь, возле дома? — спросил я.
— Ни в коем случае! Вернуть земле ее можно только в том месте, которое тебе нравится.
— А где же оно, это место, которое мне нравится?
— Тебе лучше знать. Можешь посадить ее где угодно. Но за ней надо присматривать и ухаживать, потому что от нее зависит нужная тебе сила. Если растение погибнет, это будет означать, что «трава дьявола» тебя не хочет и что ты не должен больше ее беспокоить. Иначе говоря, ты не будешь иметь над ней власти. Поэтому смотри за ней в оба. Но не балуй ее.
— Почему?
— Потому что если она не захочет расти, то все твои ухаживания будут бесполезны. С другой стороны, ты должен показать, что всячески о ней заботишься. Убирай червей и поливай ее, пока она не созреет. Только тогда, когда она даст семена, можно быть уверенным, что ты ей нравишься.
— Но ведь, дон Хуан, для меня такой тщательный уход просто неосуществим.
— Если ты хочешь ее силу, то тебе придется это делать. Другого выхода нет.
— Можешь ли ты присмотреть за ней, пока я буду отсутствовать, дон Хуан?
— Нет. Я не могу этого делать. Каждый должен сам растить свой саженец. У меня есть свой. Теперь ты должен иметь свой. И считать себя готовым к учению можно не раньше, чем получишь семена.
— Ты не подскажешь, где его сажать?
— Ты должен сам решать. Но место это не открывай никому, даже мне. Только так сажают «траву дьявола». Никто, ни одна душа не должна знать твое место. Если за тобой шел и видел тебя незнакомец, хватай саженец и беги в другое место. Тот, кто видел тебя, может нанести тебе невообразимый вред, манипулируя твоим растением. Он может искалечить или убить тебя. Вот почему даже я не должен знать, где оно находится.
Он протянул мне банку с куском корня:
— Теперь возьми его.
Я взял банку, и он почти потащил меня к машине.
— Теперь уезжай. Ступай и подбери место, где ты его посадишь. Вырой яму в мягкой почве, невдалеке от воды. Помни — чтобы растение выросло как следует, где-нибудь рядом должна быть вода. Яму копай только руками, даже если поранишь их до крови. Корень помести в центре ямы и сделай вокруг него насыпь. Затем полей водой. Когда вода впитается, засыпь яму мягкой землей. Потом выбери место в двух шагах на юго-восток от саженца. Там выкопай еще одну яму поглубже, тоже руками, и вылей в нее все, что осталось в горшке. Затем разбей горшок и черепки закопай поглубже где-нибудь подальше от саженца. Когда закопаешь черепки, вернешься к своему саженцу и еще раз
