Перед внутренним взором балаковца вдруг возникла сцена из какого-то американского боевика, где мужик в ковбойской шляпе и со стволом за поясом говорил: мол, у каждого человека перед его скорой неизбежной смертью проходит перед глазами прошедшая жизнь, ее самые звездные часы. И Пионеру тут же захотелось припомнить, что же такого хорошего у него в этой жизни было.
Ему, между прочим, уже приходилось как-то напрягать мозги по тому же поводу. Когда-то, в глубокой молодости, сидели они с друганами на травке, потягивали пивко и стали вдруг вспоминать, что у кого в жизни было самого что ни на есть клевого. А Пионер (в ту пору еще просто Вован) возьми, да и скажи, что больше всего ему понравилось в пионерском лагере.
Все расхохотались, и с тех пор Вована так и стали кликать — Пионер.
А он тогда совсем не шутил. Ему действительно нравилось в пионерлагере, и особенно Вова любил обеденный компот. Мальчик пил его долго, с наслаждением, смаковал каждый глоток, но одного стакана никогда не хватало. И Вова стал задумываться — как бы ему поиметь еще хотя бы по одной порции в день?
И он решился пойти на кухню. Но на раздаче была очень грубая тетя, которая его просьбу о добавке с презрением отвергла. И Вова потом долго плакал на скамейке в густых кустах сирени, куда по вечерам старший пионервожатый приводил девчонок из первого отряда, но мальчик тогда еще не знал — зачем.
А когда высохли его горькие слезы, он разыскал одного пацанчика помельче габаритами — вроде этого Яна — из их же четвертого отряда и сказал ему, что с завтрашнего дня тот будет отдавать Вове свой обеденный компот.
Пацанчик что-то вякнул супротив и тут же получил в зубы — уже тогда у Вована были крепкие кулаки.
На следующий день пацанчик вдруг за обедом разрыдался. Все стали его спрашивать — что да как, но он не раскололся, а после обеда оставил Вове свой компот.
Так с той поры и повелось. У Вована стало много компота, а потом — еще больше баксов. Надо было только время от времени давать кому надо в зубы кулаком.
— А кто сдал Финка Гангуту? — спросил вдруг боксер, а джип между тем продолжал углубляться в лес по богатой колдобинами грунтовке.
Но хрен теперь Пионер чего ему скажет! Будет тянуть до последнего. И он никак не отреагировал на заданный вопрос.
— Чего молчишь!? — повысил голос бугор, и тут же впервые забакланил амбал, сидевший слева от балаковца.
— Яйки отрезать? — можно сказать, вежливо спросил он, легонько ткнув в пах пленника лезвие обоюдоострой финки.
Этот вопрос напомнил Пионеру еще один фильм — только уже старый, советский. Там продавец из магазина с такой же вежливой, даже угодливой интонацией спрашивал покупателя: «Колбаски порезать?» Странно, что в те времена в магазинах резали колбасу…
— Я срать хочу, — гордо объявил он в ответ, и все присутствующие почти сразу же ощутили, что пленник не врет.
— Потом, — помахав ладонью у носа и скроив страдальческую гримасу, воспротивился бугор.
— Да пьюсть идьот, — неожиданно поддержал балаковца Ян, видимо пострадав более других от газовой атаки. — Ето он с перепьюгу.
— Тогда держи его на мушке, — распорядился бугор.
Ян выбрался из машины и скомандовал Пионеру:
— Выходьи, засьянец!
Балаковец вылез из салона и стал неспешно оглядываться по сторонам.
— Ну, фьюли стоишь! — взвизгнул косоглазый гаденыш.
— А чего, прямо на дороге, что ли? — недовольно буркнул Пионер.
— Идьи под беёзу. — Ян махнул пистолетом в сторону стоявшего чуть на отшибе от лесного массива одинокого деревца.
Балаковец прикинул: от березы до леса он доберется в два прыжка, но за это время можно схлопотать не одну пулю в спину. Чем-то в момент рывка надо отвлечь азиата. Остальные боевики тоже выбрались из джипа на свежий воздух, но, поскольку в руках ни у кого из них стволов не оказалось, прямой угрозы его жизни эти мужики не представляли.
Пионер глубоко вздохнул, еще раз взглянул на синее-синее небо и, стянув штаны, уселся под березой.
Позывы он действительно чувствовал, да и мандраж давал о себе знать, и вскоре под ним образовалась уже солидная горка полновесного дерьма.
Наклонив голову набок и вниз, балаковец пристально разглядывал ее, поскольку ему вдруг пришло в голову: вот это дерьмо — может быть, самое ценнное, что у него осталось в жизни.
Оценив позицию плюгавого Яна — тот с пистолетом в руках располагался в двух шагах за его спиной, — Пионер погрузил левую ладонь в свои испражнения и резким кистевым броском, на манер знаменитого когда-то хоккеиста Фирсова, отправил всю кучу дерьма прямо в физию ошалевшего азиата.
Другой рукой мгновенно натянув штаны — вот оно, преимущество спортивного костюма перед обычным! — Пионер ринулся в лес и, ломая кусты и даже подсохшие стволы деревьев, помчался по направлению к дороге. Там, если повезет, он перехватит попутку, к тому же недалеко отсюда расположились гаишные «Жигули».
Выстрелов сзади он не слышал, что, впрочем, понятно — пистолет у Яна был с глушителем, но, уже когда показалась шоссейка, Пионер отчетливо ощутил, как у его уха просвистела пуля.
Он, как пришпоренный, выскочил на дорогу и тут же был сбит мчавшейся куда-то по своим делам машиной, которая, не останавливаясь, быстро скрылась за поворотом.
Пионер лежал навзничь в придорожной пыли. Он еще успел увидеть склонившееся над ним, измазанное его дерьмом азиатское лицо, почувствовать специфический, но показавшийся таким пленительным запах и услышать прощальное, надгробное слово плюгавого Яна: «Подьох, говньюк».
13. Полковник Сбитнев
Полковник не любил даже в душе признавать свои ошибки, но сейчас, остыв после утренней суеты в собственных мыслях, связанной с неординарным криминальным событием, Сбитнев решил задаться вопросом — а правильно ли он поступил в этой не совсем обычной ситуации? Ведь главное все-таки в данном деле разоблачить и наказать неведомого преступника, а не избавиться от нерадивого Митина.
Точно ли он расставил акценты? Не попутал ли фазы? Не сбил ли с толку смышленого лейтенанта Курского своей установкой? Что он втянул парня в двойную и не слишком чистоплотную игру, его не волновало — работа мента не для интеллигентов-нытиков. Но полковник боялся, что здесь может сработать негативный эффект погони за двумя зайцами.
В своих размышлениях он исходил из следующей схемы преступления: убийство произошло случайно, и убийца, чтобы поскорее избавиться от трупа, использовал самое удобное место, что имелось под рукой, — багажник «Жигулей» Козлова. Потому, как полагал полковник, объектом повышенного оперативного внимания должен быть не столько сам задержанный, сколько его автомобиль.
Конечно, и Козлова следовало проверить всерьез, что при необходимости и будет сделано, но полковник привык полагаться на собственную интуицию и свое хорошее знание людской психологии. Паша Козлов — не убийца и ничего не знал о трупе в багажнике своих «Жигулей». Сбитнев готов был поклясться, что Паша незнаком с убитым. Но, если полковник и ошибается, то никуда этот Козлов не денется. А сейчас распыляться не стоило, надо хорошенько пошарить вокруг автомобиля.
