морок. Услышав, что я досчитал до пяти, он выбил кулаком стекло и, не трансформируясь, спрыгнул вниз, но земли так и не достиг.
– Десять.
Число, послужившее приговором для советника. Распахнув крылья, я выпрыгнул из окна следом и в полете схватил оборотня за горло. Тот, начав брыкаться, попытался выбраться из хватки и цеплялся пальцами за мои запястья, царапая их до крови. Взмахнув крыльями, я остался парить над верхушками деревьев, сквозь которые виднелись огни столицы Пранты.
– Запомни этот свет. Это последнее, что увидишь перед тем, как твоя душа отправиться гнить в Забвение.
Приподняв тело советника, чтобы наши глаза оказались на одном уровне, всматривался в жестокие черты лица, которые исказила гримаса ужаса. Я ослабил хватку на шее мужчины, позволяя ему произнести последние слова.
– Ты… обещал… сбежать…
– И я сдержал свое обещание. Твоя проблема в том, что ты не успел. Не ищи виновных там, где их нет. Высшие никогда не нарушают данного слова.
Лицо оборотня исказило непонимание, но, как только затуманенный взгляд опустился вниз и наткнулся на эмблему Высших, он сжал челюсть.
– Трех лет достаточно, чтобы изменить себя и перестать совершать ошибки, от которых страдают жители Пранты. Но ты выбрал другой путь. Так следуй ему до конца.
Крепко сжав ладонь, я услышал характерный звук ломающихся позвонков и костей. Советник пытался вырываться, но его душа покидала тело столь стремительно, что спустя пару секунд он обмяк и устремил безжизненный взгляд в небо, усеянное россыпью ярких звезд, которые стали свидетелями первой смерти от рук Высшего.
Насилие порождает насилие, но кому-то надо сделать первый шаг, чтобы искоренить и вырвать этот сорняк с корнем, чтобы позволить чему-то светлому и прекрасному создать свои плоды.
Я направил магию на оборотня, которая заполняла его нутро и начала подсвечивать багровым оттенком изнутри. Отшвырнув его от себя, зажмурился, наблюдая за тем, как советник взорвался на множество звезд, устремившихся на небосвод.
Я даровал оборотню свет, который он так и не смог взрастить внутри себя, но мог теперь подарить другим.
Наутро А́нгельс прислала гневную записку о том, что мой волк не хотел покидать ее хоромы до тех пор, пока не сгрыз последнюю кость оборотней. В качестве извинения я выслал ей пять слитков золота и даровал свободу девушкам, которые находились в борделе по злой воле судьбы. Каждой я выделил приданое – шелка, деньги, золото, земли и небольшие поместья, где они смогли начать новую жизнь.
Их судьбы хранились под замком, за открытие которого я карал каждого.
Спустя месяц бордель закрылся, феникс вернулась на родину, встретила себе подобного мужчину и создала семью. По моему приказу здание снесли и построили на его месте большой раскидистый сад, послуживший началом нового, которое приведет к лучшему будущему.
* * *
– Мы обязаны обезопасить не только себя, но и всех жителей континента. Клерс рассказал мне, что в ту ночь на них напало что-то поистине пугающее и древнее. Мы не можем это игнорировать, на нас вся надежда. – Ве́дас плавно раскачивался из стороны в сторону и активно жестикулировал, грубые черты лица и без того ожесточились, когда он завел разговор про тьму, убивающую сатиров.
С того момента, как я спас Клерса, было убито еще семь созданий. Много или мало – никто не знал, но времени оттягивать неизбежное больше не осталось.
– Он всегда такой зануда? – прошептал я, прикрыв рот тыльной стороной ладони, чтобы не привлекать внимания Высшего.
Алке́ста, сидевшая рядом со мной на диване, обшитом серебристой плотной тканью и покрытом сверху шкурой дикого кабана, прокашлялась, чтобы не выдать смешка. Ве́дас моментально развернулся, нахмурил брови и пристально посмотрел сначала на девушку, потом на меня, после чего вернулся к своему прежнему занятию: принялся при помощи магии рисовать какие-то магические символы и заклинания, которые, на его взгляд, могли бы помочь в борьбе с темными силами, забирающими жизни сатиров.
– Мог бы уже привыкнуть к тому, что он постоянно так себя ведет, когда я рядом. Уж не знаю, чем ему так не угодила, – наигранно произнесла Алке́ста и, достав из складок платья сочное красное яблоко, вонзила зубы в мякоть, откуда начал стекать сок, блаженно застонав и прикрыв глаза. Рука Ве́даса на мгновение дрогнула, и я не смог сдержать довольного оскала, когда он кинул быстрый взгляд на Высшую, которая принялась слизывать сок с пальцев.
Я догадывался о том, какие эмоции он испытывает к Алке́сте. Тогда, на отборе, почувствовал вкус его ревности. Судя по всему, джинн так и не нашел сил и смелости признаться в этом банши, с которой они долгое время были лишь напарниками, спасающими чужие шкуры и разум от опасности. Если эмоции и желания Ве́даса читались как открытая книга, то Алке́сту я не мог разгадать до сих пор. Ее легкомысленность, бешеная энергия, протекающая по венам, были неподвластны моей магии. Высшая была замком, ключа для которого не существовало.
– Нам нужно активировать следующие магические символы, которые помогут… – продолжал упорствовать Ве́дас.
– Вед, подожди, с чего ты так уверен, что это сработает? – чуть склонив голову, я провел большим пальцем по губе, слегка надавив на нее.
– Потому что этой тварью кто-то управляет, – вклинилась в разговор Алке́ста. Банши смиренно сложила липкие от сока яблока руки, прислонилась спиной к дивану и шумно выдохнула. В ответ я вскинул правую бровь вверх, ожидая дальнейших разъяснений, на что Алке́ста закатила глаза. Она наверняка считала меня глупым. Определенно.
– Если бы у этой, назовем ее, субстанции не было мозгов, она бы убивала всех, вне зависимости от расы и пола, наличия магии и других особенностей. Но она истребляет только сатиров, и с определенной последовательностью: кто-то жаловался на боли, вызванные болезнью, кто-то желал получить несметные богатства, кто-то мечтал обрести любовь и прожить с ней до конца своих дней. Все сатиры, которые что-то открыто выражали вслух – погибали спустя несколько дней, полностью обескровленные.
– Жаловался на боли какого рода? – данный факт резанул слух и отозвался неприятным комом, образовавшимся в душе.
– У сатиров есть некая особенность: когда они достигают тридцати лет, кости и копыта начинают в прямом смысле слова крошиться. Существо медленно, но мучительно умирает, не может передвигаться самостоятельно, по сути, становится овощем, за таким нужен круглосуточный уход. Многие сатиры, беспечность и веселый нрав которых были известны на много километров, становились собственной тенью и желали лишь одного – скорейшей смерти. Но никто из сородичей не хотел брать такой грех, боясь прогневить богов.
– И на основе этого вы решили, что этой тварью кто-то
