Ювеналия с его даром надо немедленно прибрать к рукам…
— Это Арти звонил, — сказала Линн, выйдя на балкон. — Я так и знала! Он вне себя, и я должна быть у него завтра утром. Ему, видите ли, я срочно понадобилась…
— Я думал, ты с ним расплевалась.
— В общем, да. Просит вернуть кое-какие грамзаписи.
— Но ведь завтра воскресенье!
— Оказывается, в понедельник с утра состоится презентация, и если она сорвется, то я буду виновата.
— Крутые заявки! Ты напомнила ему о том, что он с тобой не очень-то церемонился?
— Да ладно тебе! В жизни всякое бывает…
Билл Хилл нахмурился:
— А как же освящение? Ты вот и платье новое купила, и Ювеналий, думаю, из головы у тебя не идет…
— Все так, но сначала мне надо повидать Арти. А что касается Ювеналия, следует по меньшей мере извиниться за то, что я убежала. Подумает еще, будто я испугалась.
Билл Хилл покачал головой:
— Ты видела то, что не видел почти никто из наших современников. Неужели грампластинки, которые ты должна отдать Арти, важнее?
— Я обязана отдать Арти грамзаписи, которые пойдут в тираж. Ни о каких грампластинках речь не идет! Начало церемонии в Олмонте назначено на одиннадцать. Я знаю точно, как туда добраться, и я приеду вовремя. Хочешь, давай вместе, но сначала мне надо встретиться с Арти.
— Я заеду за тобой завтра.
— Отлично.
— В десять утра.
— Замечательно. Но если я задержусь, не жди… Встретимся там.
— Встреча с Ювеналием тебя тревожит?
— Ни капельки!
— И что ты собираешься ему сказать?
— Собираюсь извиниться и спросить, могу ли я прийти и побеседовать с ним как-нибудь… Почему ты так странно смотришь на меня?
— Как ты себя чувствуешь?
— Нормально.
— Но с тобой что-то не так.
— А что же ты хочешь? Я как-никак общалась с алкоголиками…
Билл Хилл улыбнулся. Ему хотелось видеть Линн жизнерадостной, чтобы вместе с ней огребать миллионы.
12
Август Марри принял решение устроить перерыв в церемонии освящения церкви.
Такого отступления от правил требует недуг отца Нестора, объяснил он Грегу Чарницки и добавил, чтобы тот во время перерыва находился вне стен церкви и не выпускал из рук кинокамеру.
Билл Хилл ждал Линн возле ее дома до одиннадцати часов и, не дождавшись ее, поехал один. Раздраженный, он зевнул съезд с автострады на Олмонт и в результате поспел лишь к началу второй части церемонии. Билл Хилл не знал, что пропустил проповедь отца Нестора об истинной духовности латинских традиций, он считал, что самое главное еще только началось, и в некоторой степени был прав.
Он узнал Ювеналия, поначалу подумав, что тот в облачении священника, хотя он сильно смахивал на алтарного мальчика-прислужника: из-под черного одеяния выглядывали желтые слаксы и белые кроссовки. Ювеналий нес крест с распятием на самой верхушке. За ним следовали двое всамделишных алтарных мальчиков-прислужников, одиннадцати или двенадцати лет, один из них размахивал серебряным кадилом. Затем какой-то переросток, примерно одних с Ювеналием лет, в черной сутане и белом саккосе. Это был Август Марри. Следом шагал пожилой священник, с ног до головы в золотистом облачении, и окроплял окружающих святой водой из сосуда, напоминающего фонарик на батарейках. Он окропил каких-то пацанов в белых рубашках и серых нарукавных повязках, выстроившихся по обе стороны шествия и державших зажженные свечи.
Когда эти мужики со свечками повалили вслед за священником в церковь, он последовал за ними.
Ежедневная утренняя газета «Детройт фри пресс» прислала корреспондента по имени Кэти Ворсингтон, двадцати девяти лет от роду, восемь из которых она посвятила репортажам об убийствах, о борьбе с наркоторговцами, о городских властях, о рыбе со следами ртути и молоке с вредными примесями. На сей раз ей поручили срочно подготовить репортаж об освящении церкви Святого Джованни Боско… Она не спрашивала почему. Она уже писала об Августе Марри, у нее вообще набралось достаточно материала на третью полосу.
Газета фотографа не направила — у них было несколько снимков Августа Марри. Довольно удачных. Широко распахнутые глаза и совершенно невозмутимый взгляд. Это хорошо! В репортаже должны быть изложены голые факты, и никакой предвзятости, никакого нагнетания…
Четыре с половиной миллиона горожан занимаются своими делами или строят разнообразные планы в это летнее августовское утро, в то время как в Олмонте, на церемонии освящения церкви Святого Джованни Боско… совершенно нейтральное начало! Ну а далее внятная информация о традиционалистах под предводительством французского архиепископа Лефевра и, разумеется, об Обществе Святого Духа и Августе Марри… Сегодня, похоже, Август в своей обычной роли — весь на виду, лелея в душе надежду уязвить папу римского, назвав его коммунистом.
Но стоит ли упоминать о священнике, который, совершая молебствие, путает латинский с португальским? И даже если здесь задействован Ватикан, не ересь ли, не вздор ли все это?
Кэти достала свой журналистский блокнот из холщовой сумки, висевшей на плече. Что ж, посмотрим, что будет дальше…
Линн приехала вслед за Биллом Хиллом спустя минут десять. Она была вынуждена объясниться с Арти — старалась говорить мило, не повышая голоса, и в конце концов объявила ему, что не сможет помочь с презентацией и обсуждать с ним какие бы то ни было деловые вопросы не собирается, потому как она в отпуске, и, если ему это не нравится, он может взять на ее место кого угодно, и вообще она опаздывает в церковь.
— В церковь? — удивился Арти. — И кто же это венчается?
Подъезжая к церкви, она увидела машины, припаркованные вдоль дороги, посыпанной гравием и ведущей к типичному белому сооружению, каких немало на дорогах штата. Такие церкви ей встречались всю жизнь, и у нее возникло ощущение, будто это все те же запыленные автомобили и пикапы, все те же люди, пришедшие на службу, — только тогда она была девчушкой и играла с соседскими ребятишками неподалеку от паперти, пока не раздавались протяжные звуки органа и торжественные голоса хористок и хористов.
Линн припарковала машину и пошла вдоль стоявших автомобилей в своем сине-зеленом ситцевом платье за восемьдесят долларов, неуклюже ступая на высоких каблуках после многих лет ношения кроссовок и сандалий.
Когда она подошла к церкви, орган уже звучал.
— Tan-tum air-go-oh, sac-ra-meh-en-tum… — донеслось до нее.
Какой печальный напев, жаль, что она в латыни не сильна!
— Vay-nay-ray-mur cher-nu-ee-ee…
Линн помедлила перед входом. Перед тем как открыть дверь, она оглянулась на школьный желтый автобус, подъезжавший к дому приходского священника. Юноша из хора либо алтарный служка-мальчик, стоя на дороге с поднятыми руками, направлял автобус к себе, мимо ряда припаркованных машин.
