Лубянку, с клеймом «врага народа». Семёнова собрала чемодан с бельём на случай, если придут за ней. Несколько лет этот чемодан стоял наготове в квартире балерины. И… через месяц после ареста мужа Семёнову удостоили звания Заслуженной артистки РСФСР. Тем самым власть вроде бы давала ей понять: отвечать за мужа не придётся. Но положение Семёновой в театре изменилось. Отныне «на неё» всё реже ставили балеты, Семёнова танцевала блистательно, но… во втором, в третьем, в четвёртом составе. Отныне в её жизни нечасто случались праздники настоящих больших премьер.
Семёнова, пожалуй, единственная из великих прим Большого ХХ века – стала мамой, а потом и бабушкой, и прабабушкой… Отцом её дочери был Всеволод Аксёнов – знаменитый актёр, один из корифеев чтецкого искусства. Красавец, обладатель чарующего голоса, на сцене он был Дорианом Греем и Пером Гюнтом. В кино играл князя Мещерского в «Суворове» и честного американского журналиста Гарри Смита в «Русском вопросе». За последнюю роль он получил Сталинскую премию первой степени. Аксёнов ушел из жизни в 1960-м, не дожив до шестидесяти.
Их дочь Екатерина Аксёнова продолжила традицию, пошла в балет, стала заслуженной артисткой России. Семёнова всегда была главой семьи, истинной хозяйкой просторной квартиры на улице Горького. Ею восхищались, её любили, никогда она не была одинока…
Перемена участи
Казалось бы, в роковом 1937-м году её карьера развивалась вполне благополучно: Семёнова получила звание заслуженной артистки РСФСР и орден Трудового Красного знамени. В то же время, в официальной иерархии советского балета она утратила первое место. На ответственных спектаклях, в присутствии вождей и иностранных гостей, «жена врага народа» не танцевала. «Меня выживали, даже травили», – говорила Семёнова о том времени.
Счастливым исключением стал «Щелкунчик» в постановке Вайнонена, в котором Семёнова танцевала Машу на главной премьере. Маша у неё получилась светлая, рождественская. Это был настоящий праздник классического танца в эпоху, когда драматические перипетии в балете ставились на первое место.
В 1941-м Семёнова получила Сталинскую премию. Но не первой, а второй степени. Первой степени удостоили Лепешинскую и Уланову. Профессионалы признавали несправедливость такого расклада. Сама Лепешинская всегда ставила на первое место двух гениальных балерин – Уланову и Семёнову.
Чтобы свыкнуться с новым положением вещей и не сложить оружия, нужен характер Семёновой, стальной и несгибаемый. На удары судьбы, как и на все разговоры о том, что «Семёнова потяжелела», она отвечала танцем – пусть и в «четвёртом составе», но с прежним успехом. «В «чистом танце», в танцевальном академизме она так и осталась балериной непревзойденной и по сей день» – утверждал в те годы дирижёр Юрий Файер.
«У Семеновой был гипноз присутствия на сцене. Когда она выходила, никого больше не существовало… Она была крепостной, но с царственной статью… Танцевала ослепительно… У нее бывали волшебные спектакли, я их застала», – писала Майя Плисецкая по впечатлением именно тех тяжёлых для Семёновой времён.
Балерина Победы
С конца тридцатых годов в Москве и Ленинграде ходила шутка: поклонники балета делятся на два полка: семёновский и уланский. В настоящих полках советские офицеры тоже преклонялись перед великими балеринами.
В Генштабе на совещаниях, проходивших в дни спектаклей с Семеновой, маршалы, генералы передавали записки друг другу: «Вы сегодня идете смотреть Божественную?». И старались не пропускать Семёнову в «Лебедином», в «Раймонде». В годы войны именно «Раймонда» особенно полюбилась военным. Есть в этом балете рыцарский воинский дух, а Семёнова представала прекрасной дамой, за которую шли в бой…
В 1945-м году, на волне Победы, Семенова танцевала «Раймонду» для офицеров, вернувшихся из Германии. Этот вечер вошёл в историю: победители, бросавшие цветы Семёновой на том спектакле, писали ей восторженные письма и пятьдесят лет спустя! «Раймонду» офицеры восприняли как метафорическую историю своей победы. Крестоносец Жан де Бриенн (в этой роли партнёрами Семёновой много лет были Владимир Голубин и Михаил Габович) спасает прекрасную Раймонду от сарацина Абдерахмана, побеждая его в поединке. В финале – победа и свадьба. Апофеоз, о котором мечтали на фронте.
Овации длились около часа, командные голоса фронтовиков громко выкрикивали фамилию Семёновой…
Из новых послевоенных спектаклей самым важным для Семёновой была «Золушка». Её не готовили к премьерным спектаклям, Семёнова танцевала Золушку в четвёртом составе, но успех был не меньший, чем на премьерах. Сложная музыка Прокофьева её не испугала. В праздничном спектакле с роскошными декорациями Семёнова излучала жизнелюбие.
Семёнова танцевала в Большом до 44-х лет. 29 июня 1952 года Семёнова последний раз танцевала на сцене Большого – в опере «Иван Сусанин», в которой её танец на балу всегда вызывал овации.
Символично, что последней новой партией Семёновой в Большом театре была Царица бала в «Медном всаднике» Рейнгольда Глиэра. Царица!
Педагог
В «Евгении Онегине» есть строки:
Узрю ли русской Терпсихоры
Душой исполненный полёт?
Пушкинское определение – «Душой исполненный полёт» – повторяла Агриппина Ваганова, а позже Марина Семёнова говорила своим ученицам: «Подними душу!». В этих словах – высокие идеалы русского балета. Любимая ученица Вагановой стала лучшим московским балетным педагогом. Преподавать начала увлечённо, страстно ещё до того, как ушла со сцены. И не бросала педагогическую работу почти до ста лет. Класс Семёновой в Большом по праву считали академией балета. Одна из учениц Марины Тимофеевны вспоминает о том, как это было…
Хочу дожить до ста лет!
Азарт не покидал Семёнову до последних дней… Она и на девятом десятке любила путешествовать, с удовольствиям ездила в дальние гастроли со своими учениками, набиралась новых впечатлений. Не только в театры и музеи, даже на корриду заглядывала. После занятий в классе шла домой с прямой спиной, не показывая усталости – в пример молодым.
В 96 лет она перестала служить в Большом. Передала свой класс любимому ученику – Николаю Цискаридзе. В те годы она часто повторяла: «Очень хочу дожить до ста лет!». Почему же так важен был именно этот рубеж? Оказывается, это тоже вопрос азарта. Во время триумфальных выступлений в Париже «на Семёнову» пришла вся русская эмиграция и вся парижская балетная элита. Нельзя было не заметить отсутствие одной персоны – Матильды Кшесинской. Поговаривали, что Кшесинская посчитала ниже своего достоинства «идти к Семёновой»: «Я – жена великого князя, а она – жена посла». Кшесинская шести месяцев не дожила до ста лет. «Я хочу её в этом победить!», – говорила Семёнова, разумеется, с долей иронии. И победила, превзошла долгожительский рекорд Кшесинской на два с половиной года.
Но пришло время последних аплодисментов. 9 июня 2010
