по-настоящему понял, что значит выражение: «выглядит как восемнадцатилетняя с двадцатилетним опытом».
Меня в компании, похоже, знали — один из юношей махнул, приглашая присоединиться. Я ответил отрицательным жестом, преисполненным скуки и безразличия. Получилось, подействовало. Интерес ко мне пропал, не задерживаясь я прошел мимо. Теперь больше чем на пару мгновений взгляд ни на ком не задерживал. Хотя посмотреть, на мой неискушенный в подобных удовольствиях взгляд, было на что: по уголовному кодексу Российской Федерации здесь можно было сразу паковать как минимум треть, по принятым нормам общественной морали выписывать из нормальных людей еще треть. Оставшиеся скорее всего тоже небезгрешны, но просто в этот момент сидят или возлежат за столами, занятые разговором. Или размышлениями наедине с собой, как Гай Антоний Цезарион Макрон Германик, ко столу с которым я только что подошел.
— Дратути, — приветствовал я его по-русски, присаживаясь напротив.
Взгляд, кристально чистый — до полной прозрачности, был переведен на меня с некоторым опозданием. Да, друг Антоха явно не полностью в этом мире, определенно в состоянии искаженного сознания. И, похоже, он сейчас в замедлении времени — получает от жизни все, разогнав возможности мозга. Об этом тоже меня Кайсара инструктировала, так что я достал из кармана плоскую, подсвеченную зеленым живым сиянием таблетку, протянул ее Антохе на ладони.
Происходило бы дело в моем мире, взял бы две. Желательно красную и синюю, добавил бы прелести происходящему. Но, кроме меня здесь шутку юмора с двумя таблетками никто не поймет, так что одна и зеленая.
Подумав немного, Гай Антоний очищающую от воздействия на сознание таблетку взял. Движения его при этом были удивительно четкими, выверенными до миллиметров. Едва закинул под язык, как почти сразу его изменился, вернув нормальность.
— Сальве, Антоний, — снова поздоровался я.
— Сальве, Юлий.
Сказал друг Антоха это с явно слышимой интонацией, по типу: «Ну, здравствуй», а также с некоторой ехидцей в тональности имени. Определенно знает или понимает, кто именно перед ним. И надо же, эмоции прорезались — за равного принимает?
Заметно удивлен моим появлением, смотрит с интересом. Не только он смотрит, ощущаю и другие взгляды на себе — все же слухи о бойне в цитадели и проблемах фамилии просачивались, не без этого. Хорошо тут интернет не работает, так бы все обо всем уже знали, начитавшись инсайдов и просто так я бы здесь не гулял, вопросами бы замучили. Но и так долго рассиживаться я не собирался, перешел сразу к делу.
— Как ты думаешь, где сейчас твой филактерий?
Спросил на русском. Судя по взгляду, Гай Антоний понял, что под словом филактерий я подразумевал «receptaculum anima», вместилище души. Но не ответил. Молчал. Неожиданно заглянул под стол, взял за волосы и вытащил оттуда миловидную девушку, которая — увлеченная процессом, сейчас хлопала глазами не понимая, что происходит. Тоже с измененным сознанием.
На лице девушки затейливый орнамент; не из аристократии. Но и человек здесь неслучайный — особая жрица из тех, кто допущен в закрытое высшее общество. Культ Венеры, или Афродиты, служащих богиням именно таким образом, даря наслаждение себе и людям. Антоха потянул жрицу, заставляя подняться, после чего легонько подтолкнул в направлении прочь от нас, куда она и отправилась бороздить пространство без ясной цели.
Я к этому моменту уже достал плотный прямоугольник фотографии, запустил его по столу в сторону квирита. Он поймал даже не глядя, и только подняв фотографию, отвел от меня взгляд.
На фото была изображена Кайсара. За столом, в позе и с улыбкой американской конгрессвумен, словно для пресс-релиза. За спиной красно-золотой флаг Республики, рядом герб фамилии, а на столе заполненная зеленым биогелем колба. Массивная, почти полметра в высоту — я как-то думал, что поменьше будет. Удивительная история еще, как эту колбу Марина «незаметно» выносила из хранилища штаб-квартиры Альтергена на орбите, где по чистой случайности вся охрана вдруг оказалась отвлечена неотложно важными делами.
Гай Антоний фотографию долго не рассматривал, уже отправил мне ее обратно по столешнице. На лице не дрогнул ни единый мускул, взгляд скучающий. Как у меня, когда я к его столу шел, петляя между группами самых разных людей. Держит марку, молодец.
— Долго говорить не буду, сам все прекрасно понимаешь. Вместе с Октавией вы должны были стать посланниками в Сенат, вестниками грядущего апокалипсиса. Но вам немного не повезло и ваши роли отдали нам с Кайсарой.
Надо же, на слове «апокалипсис» взгляд Антохи чуть дрогнул. Не ожидал похоже, с этой стороны вопроса не смотрел на предстоящую миссию.
— Твоя душа в наших руках, но Кайсара готова тебе ее вернуть прямо сегодня. С одним условием.
Продолжать не стал, взял паузу. Гай Антоний молчал. Я подождал минуту. Еще минуту. Третья минута уже ну очень долгой показалось. Ладно, не удалось — пожал я плечами, собрался вставать. Но, я хотя бы попробовал.
— С каким?
Надо же, заговорил.
— У нас, как ты знаешь, в скором времени будет три легиона.
— Два легиона.
«Вот ты душный какой, а!»
— Два легиона и бригада. Пятая легкая будет реорганизована в Пятую бригаду космодесанта, шеф-командиром останется Кайсара. Ахен твоей Октавии уже расформирован, сейчас в его лагере формируется Пятый легион Алауда, легатом которого стану я по возвращении из Академии.
Расформирование расформированием, но над таким подразделением, с таким бэкграундом, нужен личный контроль.
— Кроме того, будет создан еще один новый легион, Четвертый Скифский. Нам нужен для него доверенный человек на место легата.
— Кому нам?
— Нашей фамилии. Если ты отречешься от своего имени и обратишься к Кайсаре с просьбой принять тебя в семью, станешь легатом Четвертого.
Гай Антоний фыркнул презрительно.
— Жизнь нужно прожить так, чтобы не было больно за бесцельно прожитые годы, — поднял я указующий палец вверх, подчеркивая важность своих слов. — Твоя душа у нас, второй попытки не будет. Тебя выбросили на обочину истории, теперь не ты делаешь исторический процесс, а процесс делает тебя. Нет, ты, конечно, можешь потратить оставшееся время на удовольствия… — обернувшись, я обвел рукой зал. — Но долго ты не проживешь. Получим разрешение, не получим, неважно, мы тебя все равно убьем.
— Если у вас все получится, — ровным голосом произнес Гай Антоний, явно намекая на успех предстоящей миссии.
— Если у нас не получится, мы тебя тем более убьем, у нас длинные руки, — рассмеялся я. — В общем, решай. Пока я не отправился в Академию, двери нашего дома для
