Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
Однако шустрый бугай и тут успел отвернуться, кулак лишь мазнул его по лицу, задев нос и глаз, а когда Середин развернулся, стремясь догнать противника саблей по затылку, «мамонт» уже нырнул вниз, спасаясь от верной смерти, кувыркнулся через собственный щит, тут же вскочил, подняв оружие и прикрывшись деревянным диском.
– Остановитесь! – вдруг громко объявил князь. – Я вижу кровь! Опустите оружие, поединок закончен.
Олег, ощутив на спине неприятный холодок, быстро себя осмотрел, потом поднял взгляд на врага. Бугай, недовольно скаля зубы, отирал запястьем нос, из которого струилась тонкая красная струйка.
– Это нечестно! – закричал Рагвальд, выскакивая на середину двора. – Разве это кровь? Это царапина! Он может сражаться дальше!
– В судебном поединке мы не ищем смертей и увечий, иноземец, – с достоинством ответил князь. – Мы лишь определяем волю богов. Кровь пролилась, и это кровь твоего поединщика. Ты лгал: угличские корабельщики с ладьи твоего брата невиновны в разбое. И ты напрасно оскорбил русского боярина, уничтожившего речных разбойников. Посему немедленно встань на колени и проси у него прощения!
Зрители, обступив кривича, ждали в мрачном молчании.
Поглядев на них, иноземец не стал дожидаться насилия, опустился на колени сам и кратко выдохнул:
– Прости меня, боярин, за обидные слова…
– Ты должен сегодня же заплатить десять гривен виры, или твои товары будут выставлены на торг за эту цену, а плата отдана боярину Олегу, – добавил наместник. – Кто тут есть из караула? Отпустите корабельщиков из темницы. Суд закончен! Да будет славен Перун мудростью и справедливостью!
Князь развернулся и ушел во дворец, Олега же еще долго обнимали и поздравляли зрители, довольные красивым поединком, хвалили за храбрость. Последним к ведуну подступил бугай. Вытирая нос, «мамонт» сказал и вовсе неожиданные слова:
– Чего смотришь? Веди в кабак. Коли ты выиграл, ты и угощаешь.
– Ты так думаешь? – несколько растерялся от такого требования Середин.
– Так исстари заведено, – ответил верзила. – Мы же поединщики, а не враги. Чтобы вражда не зародилась, пируем после боя вместе. Победитель платит. А у вас разве не так?
По опыту Олега, после стычек проигравших врагов обычно закапывали, а не угощали. Однако в этот раз он спорить не стал, благо выпить действительно хотелось.
– Ты хоть скажи, как тебя зовут, враг мой?
– Зябликом в детстве прозвали. Так по сей день и рекусь.
– Пошли тогда ко мне на постоялый двор. Мед там хмельной, густой и крепкий, тебе понравится… Зяблик!
Как ни странно, но платить за ужин Олегу не пришлось. На постоялом дворе нашлось немало людей, которые тоже подходили, хлопали по плечу, хвалили за удаль и ловкость, предлагали угостить… И хозяин о плате за угощение ничего не говорил. Видать, посиделки с поединщиками в Угличе давно были в обычае, а потому в кабаке «за ручьем» ныне народа было куда более обычного, и плату брали не с бойцов, а с люда, пришедшего посидеть «в компании». Ну и, знамо, выигравшие по ставкам тоже не жмотились угостить победителя под хорошее настроение.
А ставки против Середина наверняка были высоки – он и за столом-то супротив Зяблика сам птенчиком выглядел. Коли так, то и выигрыш у всех, поверивших в ведуна, был высок.
– И каково тебе драться за чужие интересы, Зяблик? – полюбопытствовал Олег после третьей кружки. – Голову свою под меч за сутяжников незнакомых подставлять?
– А чего? – даже фыркнул бугай. – Платят хорошо, люди уважают. Чего и не подраться?
– Но ведь и зарубить могут на поединке запросто!
– Не, поединщики гибнут редко, – помотал головой верзила, придвигая четвертую кружку. – Это когда сутяжники сами за себя дерутся – тогда да, не жалеют. Так и норовят зарезать, благо никто винить за смертоубийство не станет. К поединщикам же зла обычно не держат. Кровь пролилась, и ладно. Хотя за тебя, каюсь, мне иноземец втрое приплатить обещался, коли зарублю.
– Так пусть бы сам и шел, коли такой злой! Зачем других за себя нанимать? Не понимаю…
– То ты по себе судишь, боярин. Ты, вижу, рубака умелый, в сече бранной тебя лучше стороной подальше обходить. А в суде иной раз вдова с соседями чего-то не поделят, старик с молодцем, девица с удальцом. Прикажешь и им тоже на ристалище супротив вояк опытных выходить?
Олег неуверенно хмыкнул и прихлебнул меда.
– Вот то-то и оно! За таких мы на поединках и выступаем. Бывает так, что и вовсе без задатка, токмо за победу небогатый проситель делится. Ну, а где старик с девицей, там и обычному трусишке не откажешь. Навроде кривича твого, что сам драться побоялся.
– Ты молодец, уважаю! – поднял кружку Середин. Собеседник, даром что маленькая головушка на широких плечах, с каждым словом казался ему все более разумным и толковым собеседником с философским складом ума. – И воин славный. В дружину княжескую пойти не хочешь?
– А чего я там забыл? – рассмеялся Зяблик. – Платят меньше, служба каждый день, ворога себе не выбираешь, князь волей своей посылает, да в походе любой дурак из-за куста в спину ударить может… Не-е, зачем? Мне и так хорошо.
– О, наконец-то… – Олег увидел, как в дверях появились Велимош, Кошатик и Рига. – Чего вы так долго? Вас что, только выпустили? Сюда идите, сказывайте.
– Ясень опять весь в горести, – подсели к столу корабельщики. – Любаву-то его, оказывается, отец на смотрины увез. Замуж выдает.
– Как замуж? – не понял Середин. – Ведь срок не вышел, уговор в силе?
– Мы это, поблагодарить тебя хотим, новичок, – произнес Кошатик, паренек такой же молодой, как и Ясень, но любовных страданий не наживший. – Ты нас от нового рабства спас, добро наше защитил. Так теперь выходит, не зря мы в неволе страдали, ладью смогли заработать на общую артель…
– А, перестань, – отмахнулся ведун. – Дело житейское. Скажи лучше, в чем там у Ясеня с уговором не срослось?
– Так там и уговор был такой: поболтали у порога, согласились и разошлись, – ответил Велимош. – По рукам не били, условий не обговаривали. Сказал отец, что отдаст, коли за два года тридцать гривен Ясень заработать сумеет, – парень и обрадовался. О прочем токмо с зазнобой своей речи вел. Когда уплыли мы, то весть сюда дошла, что татям в лапы мы угодили. Корабельщиков убитых с нашего ушкуя люди на берегу нашли, часть товара порченого. До Торжка мы за два месяца так и не дошли, хотя торговцы заказов своих ждали, с нами отправленных. В общем, многие здесь за погибших нас сочли. Согласись, так оно почти что и было. В общем, целых два года ни одного известия о Ясене в Углич не пришло. Ни Любаве, ни родителям, ни вообще никому. Она, стало быть, горевала, горевала, плакала, молилась… Но разве погибшего слезами воротишь? Ну, и отец, знамо, свое гнул. Он, дескать, и не против был за желанного выдать. Но коли сгинул – какая его вина? А род ремесленный продолжать надобно, детей рожать, сыновей и внуков. Не в девах же старых Любаве оставаться, коли любимый середь вод речных сгинул? Любовь любовью, ан долг свой перед предками исполнять надобно. Род отчий продлевать, землю внуками Свароговыми заполнять. Вот и уболтал отец дочку свою, увез к новому жениху.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
