уже довели… — командарм тяжело вздохнул. — С централизованным подвозом воды пока только проблема… Дороги здесь… оставляют желать лучшего, а по воздуху много не навозишься…
Скажет командарм несколько слов и замолкает. Что называется, на ходу он спит, вымотан до крайности.
— Вам бы отдохнуть, хоть пару часиков поспать, — дал я врачебный совет своему вышестоящему руководителю.
— Нет такой возможности, Нинель Иванович. Может к вечеру…
Сказал и зевнул.
Нет, это, конечно, не дело так себя гробить, а приходится.
Похоже, успел я. Вот и займусь сейчас солдатской гигиеной, как командарм выразился. Причем, не только монголами, но и нашими тоже. Многим из них тоже мозги вправлять нужно. Нет на них никакого Мойдодыра.
Само-собой один я ничего не сделаю, мне нужно использовать все военно-технические возможности местных войск и их медицинской службы. Попугать ещё требуется бойцов и командиров, противоэпидемическая работа с ротового отверстия и рук каждого военного начинается. Недаром в армии говорится — чем чище руки, тем тверже кал…
Кстати, как это по-монгольски звучит?
Этим я последующие две недели и занимался. Можно сказать, даже ел и спал на ходу.
Однако, несмотря на все наши усилия, холера, дизентерия и брюшной тиф среди бойцов всё же появились. Сначала это были единичные случаи, а потом уже и десятки воинов стали выходить из строя.
На поле боя мы самураям по зубам здорово вдарили, своей кровушкой они досыта умылись, пули уже не свистели, а санитарные потери у нас всё росли и росли. Штерн на меня уже как на врага народа косился. Нехорошие шепотки за моей спиной начали раздаваться.
Сто.
Двести.
Триста.
Пять сотен заболевших.
Первый умерший…
Шестьсот госпитализированных бойцов РККА и монголов.
Сразу трое умерших.
Что мы не так делаем? Вроде, всё, что можем…
Семьсот заболевших.
Ещё четверо умерло…
За мной пришли, когда число выявленных больных было семьсот девять и восемь бойцов скончались…
Глава 26
Глава 26 Освобождение
Пришли за мной под самое утро. Я только-только уснуть успел. До этого лежал и ворочался, сон никак не шел. Всё я думал — что мы не так делаем? Может, мы и не виноваты, а это бойцы предписанное не соблюдают? Отсюда и болеют.
Хорошо, что с лечением заболевших было всё в порядке. Выявление — своевременное, изоляция больных от здоровых — организована, результаты проводимой терапии сами за себя говорят. Тут кто угодно скажет, что если из более чем семисот больных всего восемь умерло — такому только позавидовать можно. Не стоит советская военная медицина на месте, а идет вперёд семимильными шагами…
Однако, каждая смерть — это горе. Я тут за любого умершего отвечаю. Не должно их быть, не должно…
— Товарищ Красный?
Глупый вопрос… Они, что, не знают, кого брать явились?
— Да, вы не ошиблись. Это я.
Запираться не стал — бесполезно.
Плохо это, что меня берут? Плохо, конечно, но год назад ещё хуже было. Тогда особо не разбирались, к стенке и вся недолга. Последние месяцы перед нападением особей как-то поспокойней стало…
— Собирайтесь, — скомандовал старший из пришедших.
Собираюсь, куда мне деваться, а сердечко-то под сотню ударов в минуту молотит. Думаете, приятно это, когда вас так будят? Одна надежда, что разберутся, а не сразу вынесут приговор и приведут его в исполнение.
Я натянул сапоги, а портупею даже трогать не стал. Да и она уже не на табурете у изголовья моей кровати сейчас, а в руках у одного их ночных гостей.
— Поторопитесь…
Да я, вроде, и не копаюсь. Готов уже.
У входа в сборный щитовой домик, где я квартировал, нас ожидал автомобиль.
Вот, а я и не слышал, как он подъехал…
Мне ещё и дверцу в транспортное средство распахнули, на заднее сидение указали.
Ехали мы долго. Уже рассветало, так что дорогу я узнал. Получалось, что на аэродром меня везут. Значит — здесь меня решили не оставлять, куда-то вывозят.
Хорошо это? Плохо?
Однозначно — имеется маленький плюсик. Не местный военно-полевой суд по законам военного времени мою судьбу решать будет…
Вскоре мои предположения насчет аэродрома подтвердились. Туда мы и приехали.
Уже в самолете, один из смутно мне знакомых военных даже поздоровался со мной, но увидев неполный комплект моего обмундирования и сопровождающего из соответствующего ведомства, замолк и глаза в сторону отвел. Никакого де он ко мне отношения не имеет и знать не знает.
В Москве я целую неделю находился в одиночке. Пил, ел, спал. На прогулку меня не выводили, допросов не устраивали.
Днем находиться на нарах мне не запрещали и от лежания на них бока у меня уже побаливали.
На восьмой день дверь моего узилища распахнулась.
— Выходите Нинель Иванович.
Вошедший был сама любезность и рожа его от улыбки чуть не лопалась.
— Выходите, выходите… — вид у представителя весьма серьезного ведомства был… виноватый. Но, как бы не лично он косяк спорол, а кто-то другой. Он только приказ выполнял, вот и за отдавших его ему и было стыдно. Это они не разобрались, обидели хорошего и уважаемого человека.
С предусмотренными остановками я и пришедший за мной спустились на два этажа.
— Входите. — передо мной даже распахнули дверь в какую-то небольшую комнату.
Князь!
У меня сразу отлегло от сердца и на душе стало спокойно.
— Ну, вот так… — Александр Владимирович развел руками. — Немного перестарались и поторопились некоторые…
— Бывает, — я отзеркалил жест князя. — С кем не случается.
В бутылку я не полез — бесполезно. Да и биография моя… классово-чуждая. Хорошо, ещё не припомнили, что я императора в своё время спас.
Уже в автомобиле, который увозил меня от очень нехорошего места, Александр Владимирович рассказал мне, что буквально позавчера нашими разведчиками был перехвачен пакет с отчетом для руководства начальника военных госпиталей сухопутных войск Императорской армии Японии в Хайларе. Там было сказано, что почти девять тысяч японских военнослужащих пострадали от боевых бактерий «Отряда Исии». К тому же, а это — главное, многие из них и умерли.
— Вот тогда и зачесали в затылке некоторые… — Александр Владимирович наморщил лоб. — Получалось, что товарищ Красный свою работу выполнил, а его не разобравшись хотят сурово наказать. Штерн на тебя уже представление написал…
Да Бог с ним, с представлением! Главное, у нас всё в
