и песка? Ведь расходы составили бы 10 млн таэлей, или около 60 млн германских марок. Был бы возможен государственный заем с выплатой 3 % за счет морской таможенной пошлины и 3 % портовой пошлины на стоимость доставленных и выгруженных товаров, которые будут взиматься в Шанхае. На долю Англии приходится 37 % объема перевозок, Японии – 25, Китая – лишь 22, Америки – 11, всех остальных – 5 %! при морском тоннаже 12 млн т, при стоимости товаров 940 млн таэлей. Стало быть, Китай принимает участие, но бразды правления – в чужих руках. Вернее всего, это своеобразный отрезок водной границы, присмотр за которым лучшим образом обеспечивают сегодня шведские инженеры, а младокитайцы, хотя и ценят Шанхай как источник больших доходов, но ненавидят его как фильтр для проникновения чужеземцев.
На этот пример постоянно меняющегося устья Янцзы (который побуждает вспомнить о близком соседе – Хуанхэ, о прорывах и изменениях ее русла на пути к береговой границе) мы обращаем внимание в связи с изменениями границы по отношению к морю вследствие перемещения побережья, о чем считает нужным упомянуть Вагнер[222] и что мы наблюдаем в различных местах Земли – на Аляске, в Норвегии, Японии, Поццуоли[223], устьях Инда и Ганга, с уничтожающими последствиями для важных портовых городов, а также для Формозы (Тайваня). В отдельных случаях это – перемещения на сушу известных и соперничающих портовых городов во всемирной истории (Равенна?)[224], в других – временное погружение в воду из-за землетрясения на море и суше таких значительных городов, как Иокогама и Токио, Сан-Франциско и Икике или Вальпараисо[225], и исчезновение многих других в воде и пламени. Следует различать существующие на протяжении столетий постепенные и катастрофические (подобные удару) изменения границы. Скверное место, свидетельствующее об их силе, – округа столь благословенной бухты Токио, там, где начинается расселина Фудзи[226] с мощным провалом (Fossa magna)[227] в напряженном и испытывающем колебания, дугообразном теле земли Японской империи. Уже однажды здесь, на границе между сушей и морем, в климатически очень благоприятных условиях главный город Камакура[228] оказался в опасном пограничном положении между отвесным побережьем и морем, и Иокогама—Токио были близки разделить такую же судьбу.
Весьма скромно то, что предпринимает человек, чтобы посредством береговых сооружений между сушей и морем преодолеть столь насильственные изменения границ природой. Все же это нельзя недооценивать; по мнению Ратцеля[229], значительный объем культурного изменения на побережье, ценность пограничных сооружений сделаны трудом человека. Надо больше обращать внимание на то, что однажды преподнесла нам война в качестве урока, а именно намытая коса Ньюпорта[230] и бои у Изера, славу за которые недавно оспаривали друг у друга король Бельгии и маршал Фош[231], служат предостережением: более внимательно учитывать как стратегические, так и тактические возможности быстрой передвижки границ на побережье между сухопутным и водным полем боя, чем мы делали это перед опытом во Фландрии[232], хотя этому уже предшествовали в качестве уроков в истории побережья Гёзы[233], оборона Нидерландов и сражение при Хеммингштедте.
Строительство и разрушение Гельголанда[234], переоценка Альса[235] как опорного пункта защиты границы и угрозы ей, Хеллы как немецких и польских входных ворот на границе Балтийского моря, а также столь могущественное средство обороны, как болезнь гафов[236], побуждают нас к дальнейшим, более пристальным наблюдениям. Эта область наблюдения тем важнее, чем во все возрастающем масштабе будут действовать такие изменения на побережье в результате использования приливов и отливов, создания соляных полей на прибрежных нуждающихся в соли землях (Южная Франция, Япония, Ляодунский полуостров)[237], увеличения расходов на строительство гаваней, дорог на побережье, возрастающей перевалки товаров с суши на море. Итак, мы сможем в ближайшем будущем с научной точки зрения исследовать различие между природным и измененным культурой побережьем и на море, аналогично тому, как это происходит, например, в отношении Цюрихского озера с его уже преимущественно измененными культурой берегами.
При этом необходимо также разъяснять, что в сравнении с Внутренней Европой с ее скромно развитым побережьем (в целом Центральные державы в охраняемой прибрежной пограничной области контролируют немногим более 3000 км береговой линии!) ясно выраженные морские жизненные формы совсем по-иному проявляют бдительность на своей морской границе. Это касается не только Англии или Японии, для которых это – абсолютно жизненные вопросы, но и Нидерландов, которые хотя и могли бы прожить без своей заокеанской островной империи, но только в политической безвестности – в тесноте и нужде.
В отношении нидерландских колоний в Юго-Восточной Азии некоторые превосходные отправные точки для понимания того, какую преобладающую роль играют береговая граница, отношение к морю для их связи и сохранения, дают «Mit-teilungen fur die Außenbesitzungen des Encyclopaedischen Büros». Таким образом, превосходные, просто, но целесообразно выполненные обзорные карты правовой лексики внешних владений[238] или приложения об обстреле побережья являются весьма поучительными для исследований границ прибрежных вод.
В высшей степени ценные уточнения тех мест, где подстерегают антропогеографические напряженности, где следует предотвратить разрывы или где верят в надежное право собственности, дает и дислокация войск. И чрезвычайная, при скромных средствах почти невыносимая ответственность из-за бездорожья и восприятия столь широко развитой береговой границы, лежащая бременем на более мелких жизненных формах, вытекает из таких карт и показывает, как легко могут возникнуть конфликтные случаи, если их желают, из одних явно не достаточных возможностей управления в таких областях морских границ. Итак, морская граница означает и благо и опасность. Она предполагает для своего поддержания неусыпный пограничный инстинкт, присущий наблюдателям за морем с очень хорошим слухом, каковым почти всегда образцово владели крупные островные государства, определяемые океаном жизненные формы Земли: Афины и Венеция, Британия и Нидерланды, Япония, а также Соединенные Штаты с момента их поворота к тихоокеанской морской мощи.
Глава VII
О психологии границ государства и ее типах
«Очень много говорят о хороших и плохих, о естественных границах, почти не утруждая себя размышлениями». Таков мрачный вывод одного из самых видных политиков и антропогеографов, сделанный в этой сотрясаемой стонами атмосфере.
После рассмотрения крупных единств: необитаемого (анэйкумены), как признанного разграничителя жизни на Земле, моря в качестве постижимой стихии в ее превращении из разделителя пространств в дружественно связующую человечество, – мы должны разложить на составные части многообразие проявления проблемы государственных границ и ее детальных картин, создающих естественные и заимствованные у природы рубежи разделения народов.
При этом о «хороших»
