черная равнина, может быть, лес, а может быть, бездонный океан.
— Тридцать секунд! — прокричал пилот, перекрывая шум ветра и пропеллера.
Что-то сверкнуло далеко внизу. У Майкла перехватило дыхание. Еще один всплеск света: тонкий луч, подымающийся с земли, прочесывал небо.
— О боже! — выдохнул второй пилот.
Луч прожектора качнулся вперед. «Услышали шум наших моторов», — подумал Майкл. Охота началась. Луч описал дугу, пронизав темноту в трехстах метрах от сапог Майкла. Он стоял твердо, но все в нем напряглось. Слева от прожектора сверкнуло что-то красное, последовал грохот и белый всплеск взрыва в двухстах ярдах над самолетом. Самолет задрожал от ударной волны. Второй взрыв зенитного снаряда раздался выше и правее первого, но луч прожектора продолжал поиск. Побледнев, парень из Нью-Джерси схватил Майкла за плечо.
— Майор, нас засекли! — закричал он. — Вы не отменяете прыжок?
Самолет набирал скорость, уходя от зоны сброса. Майкл понял, что время ожидания иссякло.
— Я пошел, — ответил он, шагнув в пустоту.
Он падал во тьму; сердце его колотилось. Вытяжной тросик с шуршанием выдернул парашют из ранца, и он мягко раскрылся.
Падение резко затормозилось. Майкл всматривался в темное пространство, ища обещанного сигнала. Сигнал должен быть подан с востока. Лунный полумесяц висел над его левым плечом. Он медленно повернулся под парашютом, рассматривая землю.
Вот он! Зеленый свет, мигающий через короткие промежутки.
Затем снова темнота.
Он направил парашют в сторону света и взглянул вверх. Парашют оказался белым.
«Проклятые снабженцы!» — подумал он. Если немцы засекут белый купол, все пропало. Прожекторная служба, наверное, уже вызвала разведывательную машину или мотоциклистов. Теперь смертельной опасности подвергался не он один, но и тот, кто встречал его.
Вновь раздался выстрел зенитного орудия, уже далеко отсюда. С-47 давно улетел, уходя через Ла-Манш в Англию. Майкл пожелал двум американцам удачи. И перестал думать о своих проблемах. Сейчас ему оставалось только падать. Опустившись на землю, он будет готов действовать, а сейчас он просто болтается под белым куполом.
Майкл посмотрел наверх, слушая свист ветра в складках купола. И что-то пробудилось в памяти. Так давно… прошла целая жизнь, и пришел другой мир… Так давно, в мире его невинного детства.
И вдруг небо стало ярко-голубым, и над ним был не белый парашют, а белый змей, а в руках — катушка бечевы, разматывающаяся на российском ветру.
Женский голос, доносящийся с поляны, покрытой желтыми цветами, звал:
— Михаил, Михаил!
И Михаил Галатинов, восьмилетний Миша, еще в человеческом облике, счастливо улыбался майскому солнцу.
Часть II. Белый дворец
Глава 8
— Михаил! — звала женщина через время и расстояние. — Михаил, где ты?
Через секунду Елена Галатинова увидела змея, а потом ее зеленые глаза нашли сына, стоявшего в дальнем конце поляны, почти у леса. В этот день, 21 мая 1918 года, ветер дул с востока, принося с собой слабый запах порохового угара.
— Иди домой! — крикнула она сыну и долго смотрела, как он радостно машет ей рукой и принимается сматывать бечеву. Змей нырнул вниз, как белая рыбка.
Позади виднелся двухэтажный дом Галатиновых, дом, сложенный из коричневых камней, с заостренной красной крышей и рядом труб. Дорога, покрытая гравием, вела через железные ворота от помещичьей усадьбы к ближайшей деревне Морок, в шести километрах к югу. Ближайший город, Минск, находился в пятидесяти километрах к северу.
Россия — громадная страна, и поместье Галатиновых выглядело в ней пылинкой на острие иглы. Но двенадцать гектаров земли этого поместья были миром Галатиновых, особенно же с того момента, когда 2 марта 1917 года царь Николай Второй отрекся от престола. Но когда царь написал памятные слова в своем акте отречения «Да поможет России Бог», Родина-Мать стала убийцей собственных детей. Только Миша ничего не знал о политике, о войне между красными и белыми, о бессердечных людях по имени Ленин и Троцкий. Он счастливо не ведал о сожженных в кровавой схватке деревнях в каких-то ста километрах от их имения, о голоде, о повешенных женщинах и детях, о дулах револьверов, на которых остаются следы мозгов. Он знал, что его отец — герой войны, а мать — красавица, что сестра иногда щипала его за щечки и называла сорванцом и что сегодня будет долгожданный пикник. Он смотал катушку, подхватил змея под мышку и побежал через поле к матушке.
Но Елена знала о том, чего сын и не подозревал. Ей было тридцать семь лет. Она носила длинное белое льняное платье, седина уже начинала пробиваться на ее висках и на лбу. У глаз и у рта появились ранние морщинки: не от возраста, а от жизненных испытаний. Федор воевал и был тяжело ранен в кровавой схватке у Ковеля. Ушли в прошлое опера и балы в Санкт-Петербурге, шумные рыночные походы в Москве; ушли банкеты и роскошные приемы при дворе царя Николая и царицы Александры, контуры будущего скрывались в густом тумане.
— Мама, он взлетел! — кричал Миша, подбегая к матери. — Ты видела, как высоко?
— О, это был твой змей? — спросила она, изображая удивление. — Я думала, что это облачко на веревочке.
Он понял, что она его поддразнивает.
— Это был мой змей! — настаивал он.
Мать взяла его за руку и сказала:
— Спустись на землю,
