кафедры печально он начался.
– Да, – согласился Безухин, – очень жаль Ольгу Васильевну. Прекрасным человеком она была… И такое бессмысленное убийство. Что это за кикимора, про которую все говорят?!
Евлампиев пожал плечами.
– Ряженый, конечно…
Они вместе вышли из института.
– А давай пойдем ко мне – давно мы с тобой в шахматы не играли! – неожиданно воскликнул Безухин. – В конце концов, каникулы начались – надо же и нам когда-то отдохнуть!
Евлампиев легко согласился: ему не очень хотелось возвращаться в свой временно опустевший дом, он не привык находиться в одиночестве.
До общежития дошли быстро. Большой серый кот сидел на расчищенной дорожке в центре пустынного зимнего двора.
– Замерз, Котяра? – обратился к нему Безухин. – Хозяина, что ли, дома нет? Пошли, пущу тебя в коридор. В квартиру, извини, не могу: там тебя Белка съест!
Кот посмотрел на Виктора Игнатьевича презрительно, поднялся и не спеша отправился в обратную от двери сторону.
«Вот еще! – показывала его походка. – С чего это я мерзнуть буду – у меня шуба хорошая! А Белку вашу я не боюсь, я ее сам съесть могу!»
Дверь в квартиру не была заперта, в общежитии нравы отличались простотой. Белка, кудрявая беленькая болонка, встретила хозяина и гостя возле двери – выбежала им навстречу из комнаты первой, с веселым лаем. Вслед за ней, постукивая палочкой, вышла очень пожилая женщина – мать Безухина, Федора Маркеловна. Ей было за девяносто, но она в значительной степени сохранила ум и здоровье. Впрочем, вряд ли она смогла бы жить без постоянной поддержки и помощи сына. В институте всем было известно, что Виктор Игнатьевич был не только хозяином, но и хозяйкой в доме: и готовил, и стирал, и уборкой занимался он. Мать уже никакие домашние работы выполнять не могла, да и из дома практически не выходила.
Федора Маркеловна была из крестьян. Всю жизнь она тяжело работала – вначале в личном хозяйстве, потом в колхозе. Родила и вырастила четверых детей. Муж ее умер давно – Виктору, самому младшему, еще десяти не исполнилось. Так что младших детей она растила без мужа, но тут уже и старшие помогали. Один из сыновей погиб на войне, двое успели умереть после, так что остался у нее один Виктор. С ним и жила.
Сейчас она вышла на лай Белки (была глуховата и скрип открываемой двери не слышала) со словами: «Это ты, Витя?»
– Я, я, и Александр Николаевич со мной!
– Здравствуй! Давно у нас не был, Николаич! – она по деревенской привычке ко всем обращалась на «ты».
– Здравствуйте, Федора Маркеловна! Действительно, только на каникулах с вашим сыном и встречаемся, некогда нам обоим в другое время.
– В кабинет мой прямо проходи! – вмешался в разговор Безухин. – В кабинете будем играть, в гостиной мать тебе покою не даст разговорами – любит поговорить.
Возможно, он рассчитывал, что мать не услышит, но глуховатая Федора Маркеловна расслышала.
– Как это – мать покоя не даст, ты что это говоришь, охальник! С гостем и нужно поговорить, угостить гостя нужно! Ты Николаевичу яичницу-то пожарь! Или, может, он щи будет?
– Николаевич, будешь яичницу? Или, может, щей налить? – послушно обратился к Евлампиеву Безухин.
– Нет, спасибо! Не успел еще проголодаться. Чайку разве. А вот побеседовать с Федорой Маркеловной я всегда готов, и с большим удовольствием.
– Тогда иди в столовую, чай мы там пьем.
Безухин быстро принес из кухни закипевший чайник.
– Мать, чай будешь? – обратился он к матери, расставляя чашки. – Садись, все вместе попьем. Индийский, со слонами! Саша, я сахар не кладу, сам положишь, сколько привык. Конфеты у нас шоколадные! От Нового года еще остались – я к празднику из Москвы привез, когда на конференцию ездил. – Он насыпал конфеты в вазочку и начал резать вынутый из холодильника небольшой кусок сухой копченой колбасы. – Колбаса тоже из Москвы, она не портится, не бойся.
– Спасибо, Виктор! Я вот с конфеткой… Расскажите что-нибудь, Федора Маркеловна! Люблю, как вы рассказываете. Что тут у вас в общежитии нового? Что-нибудь интересное на Новый год было?
– А что ж тут нового будет?! – Старуха прихлебнула из чашки. – Витя, ты горячий мне налил, разбавь! – И опять повернулась к Евлампиеву. – Интересное было то, что юбку мою хорошую зимнюю украли! Вон, видишь, в какой сижу!
Юбка на ней и впрямь была не по сезону: ситцевая, в мелкий цветочек.
– Как это – украли?! – поднял брови Александр Николаевич. – Кто же ее мог украсть? К вам в квартиру воры залезли?
Безухин засмеялся:
– Не в квартиру. Это и впрямь жуткая история. Жутко смешная, я имею в виду. Перед Новым годом я постирал суконную юбку матери. Ну, обычная старушечья юбка, темно-серая. Она ее любила, осенью и зимой носила постоянно, дома, конечно, – она ж не ходит никуда. Юбка уже замызганная была. Я и постирал к Новому году. Повесил во дворе, там у нас все белье сушат. И оставил на ночь – честно сказать, забыл. Там и получше вещи рядом висели – свитер мой неплохой… Ну, в общем, когда на следующий день вспомнил и пошел снимать – юбки не было. Все остальное висит, а юбку украли! Наверное, пьяница какая-нибудь бездомная во двор забрела… Кому ж еще старая юбка понадобилась!
– Вот тебе смешно, а мне без той юбки плохо… – возразила старуха. – Такую юбку теперя не купишь – нету таких нигде.
– И впрямь, – кивнул Виктор. – В магазине таких нет. Придется, видно, шить. Ткани тоже не вижу подходящей – смотрел уже. Кстати, Саша, у тебя ведь дочь в Ворске – может, она оттуда привезет нам метр сукна темненького? Можно и дорогой, деньги я тебе сейчас даже могу дать… А Веру Пафнутьеву по-соседски попрошу пошить – она умеет, у нее машинка есть.
– Конечно! – согласился Евлампиев. – Тем более у меня там не только Лена, сейчас и Ирина моя там, на курсах повышения квалификации. Я им скажу, когда будут звонить. Деньги пока не давай, потом разберемся – ведь еще неизвестно, почем ткань. Кстати, Лена моя тоже шить умеет. Придем тогда вместе, она обмеряет Федору Маркеловну и сошьет. Что ей на каникулах делать?!
После чая старуха ушла в свою комнату. Белка, поколебавшись, осталась – залегла под столом, задремала. Сыграли несколько партий в шахматы, Евлампиев был рассеян и все время проигрывал.
– Что-то ты, Саша, навык потерял, – удивлялся Безухин. – Надо нам с тобой больше тренироваться.
Но Евлампиев заторопился:
– Пожалуй, пора уже мне идти: Ирина вечером может звонить.
Мороз к вечеру усилился. Александр Второй шел быстро, чтобы согреться. Шел и думал:
«Вот ведь как… Юбку-то в общежитском дворе украли еще перед Новым годом… С веревки сняли. Не так много в Б. бездомных женщин-пьяниц… Я и не припомню, чтоб видел таких. Откуда в общежитском дворе нищая пьяница? Там
