что мы безбоязненно можем отдать его на гласное рассмотрение с уверенностью, что преступник будет наказан. С другой стороны, мы вышли, однако, уже из того периода первоначального строительства и ожесточеннейшей борьбы не на жизнь, а на смерть, когда потребность в самообороне была так велика, что мы сознательно могли закрывать глаза на ряд своих ошибок и сознательно допускать возможность таких ошибок, лишь бы сохранить республику, как это было в эпоху красного террора…»[109].
Осенью для чекистов произошло важное событие: 17 сентября постановлением Совета труда и обороны Республики, объявленным приказом ВЧК за № 118, все работники чрезвычайных комиссий в своих правах и обязанностях приравнены к военнослужащим действующей Красной армии, что внесло много нового в характер работы органов ВЧК.
В связи с этим Дзержинский в приказе № 119 от 24 сентября 1920 г. писал: «…С указанного момента аппарат чрезвычайных комиссий является по темпу своей работы тождественным военной боевой организации и должен немедленно воспринять ту быстроту техники, на основании коей эта организация построена, работает и управляется руководящим центром… Всероссийская чрезвычайная комиссия устанавливает:
1. Cтрожайшую военную централизацию всех органов ЧК, выражающуюся в непосредственном, полном и безоговорочном подчинении их во всех отношениях центральному органу ВЧК.
2. Исключительную персональную ответственность всех работников ЧК, и в первую голову председателей губчека, за состояние и деятельность вверенных им органов.
3. Порядок воинской подчиненности низших должностных лиц высшим в смысле точного и беспрекословного исполнения приказов ВЧК и отдельных распоряжений непосредственных и прямых начальников.
4. Точность и быстроту исполнения заданий, исходящих от Центра, и оперативных предложений всех органов ЧК, донося немедленно о выполнении их начальникам и своевременно представляя все требуемые Центром сведения.
На основании изложенного объявляется во всеобщее сведение, что работа ЧК отныне рассматривается как выполнение боевых задач в военной обстановке на внутреннем фронте, а поэтому малейшие нарушения установленных настоящим приказом положений будут караться со всей суровостью ВЧК»[110].
В годы Гражданской войны чекисты, особенно их руководители, пользовались большими правами. Об этом можно судить по мандату А.Х. Артузова, подписанному до 30 октября 1920 г. Ф.Э. Дзержинским и В.Р. Менжинским, как особоуполномоченному Особого отдела ВЧК, который командировался на Западный и Юго-Западный фронты для ознакомления с деятельностью особых отделов. При обнаружении каких-либо злоупотреблений со стороны должностных лиц он получил право «немедленного ареста и предания суду виновных с немедленным доведением об этом до сведения начальников особых отделов фронтов и Особого отдела ВЧК.
Тов. Артузову предоставляется право свободного посещения всех мест заключения, допроса арестованных, пересмотра дел и перечисления по своему усмотрению за собой всех дел и арестованных лиц, не исключая лиц, о которых уже вынесены приговоры и исполнение каковых тов. Артузов имеет право приостанавливать.
Тов. Артузову предоставляется право внеочередного пользования всеми средствами сообщения, а также разговоров по прямому проводу и отправки телеграмм военных вне очереди без печати за счет Особого отдела ВЧК.
Для успешного выполнения данных тов. Артузову поручений все гражданские, военные и железнодорожные учреждения, а также губчека и РТЧК обязаны оказывать тов. Артузову всемерное немедленное содействие»[111].
Прекращение военных действий на всех фронтах и ослабление непосредственной угрозы со стороны белых армий позволили 24 декабря 1920 г. Дзержинскому и Ягоде предложить губЧК местностей, объявленных на военном положении, не приводить в исполнение приговоры о высшей мере наказания без утверждения ВЧК. Исключение составляли только приговоры по делам открытых вооруженных выступлений[112].
В этот же день в письме в ЦК РКП(б) о возможности отмены высшей меры наказания ВЧК Дзержинский полагал, что ее можно отменить по всем политическим преступлениям, за исключением террористических актов и открытых восстаний, а по уголовным делам применять эту меру только к бандитам и шпионам и тем должностным преступлениям, которые «резким образом препятствуют советской власти восстановить производительные силы РСФСР». Но чтобы высшая мера наказания на хозяйственном фронте дала такие же результаты в устрашении преступников, какие были достигнуты на фронте контрреволюционном, необходима согласованность всех карательных органов и единое руководство ими «хотя бы в области принципиальных решений». Поэтому было предложено, чтобы все ее органы, за исключением тех местностей, где велись военные действия, передали свои функции в трибунал, что целесообразно сделать ведомственным соглашением.
Дзержинский особо подчеркнул сложность международного и внутреннего положения Республики и важность гибкой политики в условиях перехода к миру: «Но необходимой предпосылкой отказа органов ЧК от судебных функций является упрощение и укрепление судебных органов. ВЧК полагает, что необходимо уничтожить ведомственные трибуналы, как железнодорожные и военные, передать имеющиеся там коммунистические силы в обычные ревтрибуналы и народные суды. Для дел, передаваемых в последние из ЧК, создать специальные камеры, как это уже практикуется в Москве, и, наконец, усилить единый Верховный трибунал при ВЦИК для объединения всей судебной деятельности… Опираясь на эти широкие массы, и в первую очередь на профессиональные союзы, ВЧК надеется достичь того, что деятельность карательных органов будет восприниматься пролетариатом как осуществление его собственной диктатуры.
ВЧК просит ЦК РКП одобрить занятую позицию относительно ограничений отмены высшей меры наказания в области политических преступлений и усиления репрессий против должностных преступлений на хозяйственном фронте»[113].
Следовательно, с прекращением боевых действий руководство ВЧК снова поставило в порядок дня вопросы о применении высшей меры наказания, сокращении судебных функций ЧК и регулировании карательной деятельности всех судебных органов.
Следует иметь в виду, что советские руководители постоянно подчеркивали целенаправленный характер репрессий, они, мол, применяются лишь к представителям эксплуататорских классов во имя интересов рабочих и трудовых крестьян и имеют избирательный характер, в частности против помещиков, крупной буржуазии, «старорежимной интеллигенции». Однако на деле сплошь и рядом не только крестьяне, но и рабочие попадали под жернова этой государственной машины, о чем свидетельствуют многие факты.
Подмена закона и законности революционной целесообразностью была весьма характерна для В.И. Ленина и его сподвижников, а затем и в объяснениях советских историков. Но допустимы ли любые средства в политической борьбе и во имя защиты революции? Лишение же «свергнутых классов» гражданских прав, объявление в стране наличия «бывших людей», всякое отрицание любой легальной политической оппозиции не оставили шансов для борьбы социальных сил в какой-либо другой форме, кроме как с оружием в руках.
Председатель ВЧК – ОГПУ старался показать непричастность к выносимым приговорам партийных органов. 6 декабря 1920 г. он отверг предложение И.П. Бакаева об утверждении парткомами приговоров, считая, что «неудобно партийной организации утверждать приговоры, выносимые советским органом», но весьма желательно присутствие члена парткома на заседаниях коллегии по вынесению приговоров[114].
Из Гражданской войны Россия вышла
