ты стёрла этот разговор?
— Вероятно, он считал, что это знание может повлиять на решимость его соратников, и их потомков, держаться до конца. И тогда Миссия может оказаться под угрозой срыва.
— И что? После него никто об этом не спрашивал?
— Никто. Собственно, спрашивать об этом уже не было смысла. Через день после этого произошла первая большая авария с крионасосами. Часть кислорода была безвозвратно утрачена. После этого обитатели нашего Убежища рассчитали, что кислорода им десятерым на расчётные сто двадцать лет не хватит. И острей всех остальных вопросов встал вопрос простого выживания обитателей. Они пытались решить эту проблему разными способами: двое были застрелены, ещё один человек — зарезан ножом, и одна женщина — задушена.
Остальные шестеро тянули жребий.
Я сглотнула ставшую почему-то вязкой слюну: не так мне это событие представили мама с папой… Да оно и понятно: кому же хочется, чтоб прадедушки и прабабушки выглядели дикими зверями!
Интересно, что ещё мне предстоит узнать «весёлого» из истории моих предков…
— Агата. Как получилось, что мои мама и папа остались только вдвоём? И почему у них не было других детей?
— Своих детей у Ханны Корнблат и Сергея Диброва не было вообще. Ты — ребёнок другой пары. Торн Лундберг и Грета Сержанова умерли от переохлаждения: очередная поломка в системе трубопроводов хранилища дьюаров потребовала срочного присутствия людей, которые тогда несли вахту, потому что механические устройства-роботы к этому времени вышли из строя, и ремонту не подлежали. Металл их механической части рассыпался от усталости, а запчасти кончились. Родить они успели только тебя.
Ещё две «запасные» производительницы — Мария Лустгольц и Дороти Эймс, умерли ещё двадцать семь и тридцать три года назад, во время родов. Автодоктор ничего не мог сделать: сами женщины не слишком подходили для продолжения рода, потому что стало сказываться нарастание рецессивных мутаций от близкородственного перекрёстного скрещивания. Впрочем, твоим предшественникам уже особо не приходилось выбирать…
Меня покоробило. От того, как просто Агата всё это назвала: когда все спят со всеми, чтоб только хоть как-то обеспечить рождение… Хоть кого-то!
И вот она — я!
Никогда раньше не задумывалась, почему у мамы так много морщин на лице, и папа вечно жалуется на радикулит и шаркает ногами…
Но узнать, что они — не мои родители!..
Никогда не задумывалась и над своим здоровьем. И не пыталась прикинуть, сколько я ещё могу протянуть. И что случится раньше — моя смерть от старости или болезни, или закончится кислород.
А чего я парюсь: можно же просто спросить:
— Агата! На сколько мне хватит кислорода?
— На двадцать шесть лет и пять месяцев. Если не случится другой аварии в криосистеме.
— А… Сколько я смогу прожить, как… здоровый организм?
— Твой организм практически здоров. Опасных генных изменений в твоём наборе хромосом я не нашла. Срок твоей жизни при неизменных условиях мог бы составить около шестидесяти девяти лет. Но здесь для этого не хватит кислорода.
— Да, я помню. — я побарабанила пальцами по столу у центрального экрана, за которым сидела, — А каковы шансы, что Кокон снимут раньше, чем я…
— Я бы оценила вероятность в ноль целых, тридцать пять сотых процента.
— А… Почему так мало?
— Я исхожу из предпосылки, что агрессоры хотели гарантировано уничтожить расу людей. Агрессоров. Возможных мстителей. И они не могли не посчитаться с возможностью строительства вот таких как наше, Убежищ, сооружений Возмездия. Они ведь просчитали психологию человечества. А для полного вымирания даже отлично оборудованных изолятов нужно не менее пяти веков. Такой срок наверняка гарантировал бы…
— Да, я поняла. Ладно, спасибо, Агата.
Спала я в очередной раз отвратительно.
Почему-то всё время пялилась на ночник, и представляла себе: каково это — смотреть на настоящее Солнце?.. Наверное, когда оно светило с неба, никто не задумывался, как это будет — жить без него, и не ценил…
Впрочем, мама говорила, что прямо на него, без фильтров или приборов, нельзя было смотреть — настолько ослепительный свет оно испускало.
Свет.
Живительный для человечества дар. Космический.
И насколько просто и легко удалось чёртовым инопланетникам забрать его у нас!
Может, они так хотели выразить, что мы его недостойны? Или — недостойны войти в цивилизованное содружество этих самых инопланетных рас?
А, вероятней, просто побоялись выпускать явно агрессивно настроенную и ещё неразумную по их, многомиллионолетних цивилизаций, меркам, расу — в Космос.
И не могу их в этом винить.
Кадры старой кинохроники, когда папа показал мне, как шершни нападают на домашних пчёл, и разоряют мирную семью, сотнями убивая беззащитных против них крошек-пчёл, а затем ночью к обнаруженному с квадрокоптера с рентгено-гаммасканнером, гнезду, приходят люди в спецскафандрах, накрывают участок, где это подземное гнездо расположено, прочной плёнкой, герметизируют, и пускают туда отравляющий газ, чётко стояла перед моими глазами.
Если кто-то нападает без всякого повода, и разрушает твой дом, убивает твоих соратников, пусть даже по банальному незнанию, что это — чей-то дом, и он — населён, и взрывает то, что ему вовсе не принадлежит, разумеется, его считают агрессором.
Вполне понятно и желание последнего спрашивающего замолчать этот факт — наверняка те, кто вселились в Убежище, с самого начала договорились детям и внукам про такое не рассказывать. Потому что сами земляне предстают в весьма невыгодном свете! И пусть бомбы взрывали представители какой-то одной нации, а остальные были против — это ещё хуже!
Потому что доказывает, что люди не то что с инопланетянами — а и между собой-то не могут договориться!..
Не созрели нравственно, то есть.
В эту ночь я рассталась с так называемым отрочеством — осознала, что никогда не вернусь к куклам. И твердолобому фанатичному желанию отомстить.
Кому мстить?!
Тем, кто не стал травить нас инсектицидами, (хотя явно мог бы!) и просто изолировал остальную часть нашей планетной Системы от бессмысленного разрушения?!..
— Агата! Если я нажму эту кнопку до снятия Кокона, что станет с землёй? Ну, с нашей планетой?
— Этот случай предусмотрен разработчиками. Все ракеты, в том числе и дальнего действия, равномерно распределятся над поверхностью суши, чтобы сделать максимально заражённой, и непригодной для жизни, поверхность. И оставшуюся часть атмосферы.
— И… Насколько длительным будет это… состояние непригодности?
— Для организмов на белковой основе — более пяти тысяч лет.
Хм. А нехилые запасы радионуклидов поднакопили предки. Можно было бы не одну планету разбомбить в пух и прах!.. Если, конечно, долететь до неё.
А вот так, как сейчас — не долететь. И разбомбить — только свою.
Что, похоже, мне и предстоит сделать. Через двадцать шесть
