обозначить себя колхозником и поставить крест на себе. Тут же в голове всплыл образ дипломата — уродливой прямоугольной коробки, обтянутой каким-то серым дерматином. Не предмет гордости, встречались в школе экземпляры получше и качественней, но зато не хуже, чем у остальных…
Мда, вот ещё одна причина для нежелания посещать школу, отвык я от этого всего стадного в подростковом сообществе, подстраиваться под коллектив малолетних приматов — нет никакого желания. Как же хорошо, что у меня травма! Освобождение от занятий на неделю, а то и на две — гарантированно. А там вообще попробую увильнуть от школы, под предлогом того, что раз на второй год оставляют, так нечего там делать. И у реципиента какое-то неприятие этой школы, вернее — 7 А класса, в котором он оказался после переезда с Севера. Отношения не сложились сразу, так что нечего усугублять, с глаз долой, из сердца вон! Доживем до осени, пойдем второй раз в седьмой класс, там и буду думать…
— Давай, говорю, я тебе клеёнкой обмотаю повязку! — Тормошит меня Лариса Сергеевна, вырвав из воспоминаний и размышлений. — Чего задумался? Только ты всё равно руку держи подальше от воды!
— Спасибо!
Понимаю, что если бы не протекция дядьки, не видать такого хорошего отношения со стороны персонала, но тем не менее, благодарю, от меня не убудет. Медсестричка обматывает культяпку клеёнкой, закрепляет лейкопластырем и я, довольный, направляюсь в ванную комнату. Надо ещё воспользоваться предоставившейся возможностью уединиться и сбросить психоэмоциональное напряжение, а то при виде Ларисы Сергеевны то в жар, то в холод бросает и хочется странного…
С мыслями остаться наедине пришлось расстаться, как ни утомило уже постоянное нахождение среди людей. Так то грех жаловаться, но вот хочется побыть в одиночестве, устал от ежеминутных взглядов окружающих.
'Ну вот и всё, разбилась жизнь,
Осколками мечты по фюзеляжу,
И с ускореньем в девять с половиной «же»,
Последний гусь взлетает на форсаже!'
Декламирую про себя, ну а чего — тренируюсь, раз сольная карьера не светит, так может в литераторы пробьюсь или в стихотворцы. Лариса Сергеевна устраивается на стуле рядом с открытой дверью ванной комнаты и подбадривает:
— Иди, иди, не стесняйся! Нужен ты мне, подсматривать! Да и чего я там не видела. — Тут же густо краснеет от двусмысленно прозвучавшей фразы и уже строже добавляет. — Порядок такой, вы же психические, положено так!
Поминутно оглядываясь на коварную медсестру, которая вопреки обещанию на меня нет-нет, да поглядывает — раздеваюсь и залезаю в ванну. Цивилизация, горячая вода! Да здравствует мыло душистое и полотенце пушистое! Мыло, правда — хозяйственное, ну хоть полотенце свое, домашнее, привезённое сегодня мамой. Ну так и мне, со своей новой прической — шампунь без надобности. Особо не разнеживаюсь, не один такой желающий, в процессе разглядываю себя в зеркало на стене, еле сдерживая смех — больно вид комичный, со вскинутой правой рукой, которую я всячески стараюсь не намочить. Ещё бы усики и косплей на одного австрийского художника стопроцентный…
Мои соседи тоже по очереди проходят через ванну, сидим в палате довольные и чистые. Степан, с затуманившимся взором — вспоминает баню у себя в деревне, чуть слезу не пускает, при упоминании запотевшей бутылки из холодильника. Ему только-только белку купировали, вчера всю ночь галюны ловил, нажравшись колес — а всё туда же! С таким наплевательским отношением к собственному здоровью — быть ему завсегдатаем ПНД, а там и ЛТП в перспективе. Ладно, мужик взрослый, не мне ему нотации читать…
От карт уже с души воротит, вернее — от дурака, в преферанс бы сейчас пульку расписал с гораздо большим удовольствием, но увы. Суббота наконец заканчивается, мои, оторвавшись вчера — больше к приключениям не стремятся и ночь проходит спокойно. А всё воскресенье — словно день сурка: перевязка, завтрак, обед и ужин, карты…
Сегодня дежурит другая медсестра, взамен Лидии Сергеевны и в процедурной, после перевязки — обнадеживает:
— Завтра, Ваня, тебя утром обратно переведут, а там скорей всего выпишут и домой поедешь! Скучно здесь?
— Не то слово… — Оправдываю её надежды, если я от безделья чуть на стены не лезу, нормальный четырнадцатилетний подросток вообще тут с ума сходить должен.
Вечером долго не могу уснуть (отоспался впрок) и немного мандражирую перед завтрашним днём, когда размеренный и поднадоевший больничный распорядок сменится волей. Полагаться полностью на доставшиеся воспоминания бывшего хозяина тела не стоит, они во первых субъективны, во вторых — не полные и обрывочные. Если что, буду ссылаться на последствия после удара током, главное — не переборщить, а то от странного поведения до постоянной прописки в дурдоме один шаг.
Мысли сворачивают на привычную дорожку — как спасти СССР⁈ Аж зубами скрипнул с досады, да сдался он мне! Тут со своим настоящим ещё не определился, а туда же, спасатель! Ладно, я это больше от досады и бессилия, ну куда ни кинь — нет метода и возможности, пока по крайней мере. И вообще, без интернета, поисковиков и электронных гаджетов — чувствую себя неполноценным слегка, чуть ли не ущербным. Те же мысли о необходимости учиться, пусть и не сейчас, а с началом нового учебного года — отгоняю, стараясь об этом не думать, чтоб не портить настроение.
Поворочавшись и сбив простыню под собой в канат — наконец то забываюсь и проваливаюсь в беспокойный сон. В котором неожиданно вновь становлюсь попаданцем, только наконец-то в самого себя, и не в школьника. На дворе начало двадцать первого века, только-только сотовая связь начинает входить в обиход, а я, как и тогда — зависаю в деревне у приятеля, был такой период в жизни, отдохнул душой и телом. С капельницей ближе к осени…
Мы с Вовкой сидим у него в сарае, на дворе начало лета, и как в песне — барабанит по крыше дождь. На верстаке плитка, шумит самогонный аппарат, а у стены выстроился ряд фляг с уже созревшей брагой.
— Ммм, зело борзо! — Довольно бросает он, выдохнув после стопки и закусывает свежесорванными перьями лука с грядки, макая их в солонку. — Почистим ещё, конечно, и молоком, и через уголь пропустим, потом разольем по таре, эту партию на кедровых орешках поставим настаиваться! Ты чо не пьешь?
Мне хочется открыть другу глаза и предупредить, уберечь и его, и себя от неизбежного. Я то
