— Это шанс, которого я жду, и сенсация, способная поднять мои провальные рейтинги.
— Осторожнее, Коттен. — И Тед Кассельман повесил трубку.
Она сунула телефон в спинку переднего кресла и повернулась к Джону.
— Веры-то у меня довольно. А вот научные доказательства — это кое-что другое.
Она потянулась и похлопала его по руке.
— Вы чересчур беспокоитесь.
В Европе есть несколько знатных семей и королевских династий, которые считаются потомками Меровингов, ведущих свой род от Бога. Это Габсбурги-Лотарингские, Плантары, де Монпеза, Люксембурги, Монтескью, некоторые ветви Стюартов и Синклеры.
ПОРОДА
А это кто? — спросил корреспондент научного раздела «Тайме», указывая на фотографию в рамке на столе.
— Моя внучка, — ответил Чарлз Синклер, — ее только на прошлой неделе крестили в соборе Святого Людовика.
— Красавица. Вы, наверное, очень гордитесь, доктор Синклер.
— Ода.
— И я вижу, вам нравятся океанские регаты, — репортер кивнул на коллекцию фотографий на стене. — Замечательные корабли. Вы сами за штурвалом?
— Нет, нет. «БиоГентек» спонсирует нескольких гонщиков. Однако мое хобби — посудины поменьше. У меня есть несколько скоростных парусников. Я иногда участвую в покерных гонках.
— Как это?
— Мы обычно начинаем с ресторана «Друзья» в Мэдисонвилле, плывем в «Док» в Слайделле, дальше устраиваем гонку на двадцать миль через озеро Пон-шартрен. Проплываем несколько местечек, потом назад через озеро к «Друзьям». На каждой остановке нужно выпить и вытащить по карте из колоды. В конце концов выигрывает тот, кто собрал лучшую покерную комбинацию.
— Вы всегда выигрываете, доктор Синклер? — спросил журналист.
— Всегда.
Оба рассмеялись.
— А другие хобби у вас есть?
— Я владелец нескольких чистокровных лошадей.
— И они тоже берут призы?
— Ну, конечно. Тройную корону[9]мы еще не взяли, но хорошо выступили на состязаниях в Эванджелине, Саратоге, на ипподроме «Акведук», в Бель…
— Так вам нравятся гонки и состязания?
— Я просто люблю скорость, не обязательно в состязаниях. Но дело не только в этом. Я восхищаюсь мастерством, совершенством конструкции гоночного судна. Там все продумано до мельчайших деталей.
— А лошади?
Синклер откинулся назад и сложил ладони домиком. На губах появилась тень высокомерной улыбки.
— Я ценю породу.
— Кстати… — Репортер сделал заметку в блокноте и взглянул на Синклера. — Вернемся к вашим словам о том, что в клонировании нет ничего нового.
— Клоны людей живут среди нас. Вы и сами наверняка видели таких. Их называют однояйцевыми близнецами — эти младенцы получаются в результате деления одной яйцеклетки в утробе матери.
— А что вы ответите критикам, которые говорят, будто, пытаясь клонировать человека, вы хотите сравняться с Богом? — Журналист сделал еще несколько пометок в блокноте. — Даже нобелевским лауреатам вроде вас приходится думать об этических вопросах.
— Я всего лишь ученый, я пытаюсь сохранять жизни. Занимаюсь исследованиями, ставлю эксперименты и делаю открытия. Не стоит искать в этом чего-то большего.
Синклер посмотрел на старинные часы над камином. Не хотелось ходить по минному полю этики. Сквозь застекленные двери особняка виднелось мощеное патио, старые магнолии, а дальше — Миссисипи. Над рекой собирались тучи.
— Некоторые борцы за социальную справедливость выступают против клонирования, — сказал корреспондент. — Они боятся роста неравенства между имущими и неимущими, если богатые родители захотят генетически улучшить своих отпрысков.
— Да, у наших исследований возможен такой побочный эффект. Но, как и во всем остальном, нужно учитывать преимущества. Мы пионеры, выходящие на новые рубежи, — заявил Синклер. — Клонирование в терапевтических целях позволяет получить ткани, идеально подходящие для пациента, неважно, чем он страдает — болезнью Паркинсона, диабетом, заболеванием спинного мозга — при этом его организм не отвергает новые клетки. Этим и занимается наш «БиоГентек». Мы не спорим об этике, не разыгрываем из себя Господа Бога — мы просто работаем и спасаем жизни.
— Но вы должны понимать…
На столе у Синклера зазвонил телефон. Он поднял руку.
— Извините, одну минуту, — сняв трубку, он произнес: — Слушаю.
— Они в самолете, летят в Рим, — произнес Бен Гирхарт. — Священник помогает ей отвезти объект в Ватикан.
Синклер улыбнулся:
— Прекрасные новости. — Он положил трубку и снова посмотрел на журналиста. — Что вы говорили?
КАРДИНАЛ
Ваше Преосвященство, отец Тайлер и корреспондент CNN уже поднимаются, — объявил помощник кардинала Януччи. — Только что миновали пост охраны.
— Благодарю вас.
Кардинал смотрел в окно своего кабинета на втором этаже. Здание примыкало к музеям Ватикана, окна выходили во двор Бельведера. Он вспомнил, как однажды некий дипломат сказал ему, что в Америке такой большой кабинет назвали бы залом для приемов. Потолок покрывали фрески, на стенах висели средневековые гобелены, на паркетном полу XV века лежал персидский ковер размером с бассейн. Двухсотлетние диваны и кресла, обитые алой парчой, были удобно расставлены по комнате, ножки ручной работы украшала богатая резьба из золотых листьев.
Кардинал вернулся к столу и взглянул на плоский монитор.
В свои шестьдесят восемь лет двигался он очень легко, а каждое утро больше часа обязательно посвящал физическим упражнениям. Он родился в Италии, в семье англичанки и итальянца, и бегло говорил на обоих языках. Еще в юности его восхищали атрибуты и традиции католической церкви и духовенства. С ранних лет он задался целью и шел к ней, словно по тоннелю — никаких боковых ходов, никаких отклонений. Он знал, что призван, и хотел отдать служению Богу все силы, какие возможно.
Получив дипломы по теологии и каноническому праву, Януччи преподавал в Папском университете в Риме, затем поступил в Дипломатический колледж Ватикана. Став епископом в 1980 году, он больше десяти лет провел на государственной службе. В 1997 году поднялся до кардинала, а в 2000 году Папа назначил его куратором Ватикана. В узком кругу ватиканской элиты его считали одним из основных кандидатов в преемники Папы: цель в конце тоннеля — стать верховным служителем Бога.
