с головы, а Троцкий, Луначарский и Каменев даже спокойно писали в тюрьме свои брошюры. Ничего не случилось и с арестованными членами Военной организации — Крыленко, Раскольниковым (мичман Ильин) и другими.
Временное правительство, расформировав части, где господствовала Военная организация большевиков и закрыв «Правду», остановилось на полпути.
Как велось следствие, можно представить себе из эпизода предупреждения Ленина самим заместителем прокурора республики. Сколько-нибудь серьезных розысков Ленина и Зиновьева Временное правительство так и не предприняло. Доказательством тому могут служить многочисленные визиты в Разлив, где скрывались оба неразлучных друга, Орджоникидзе и многих других большевиков. Никто не мешал также созыву и проведению VI съезда партии, происходившего в начале августа в Петрограде, накануне и во время которого сношения с Разливом носили самый оживленный характер.
Причина такого поведения Временного правительства, которое как бы замахнулось на большевиков, но не нанесло удара по самой организации, лежит опять-таки, прежде всего, в отношении к большевикам большей части революционной демократии того времени. Даже такие противники большевиков, как меньшевики Дан, Либер, Церетели выступили теперь на их защиту, категорически отвергая самую мысль, что Ленин и большевики могли во время войны получать деньги от немцев. На защиту большевиков против обвинений Временного правительства, поднялись Короленко, Горький, меньшевики-интернационалисты во главе с Мартовым. Все они психологически готовы были признать за большевиками ту, по словам Вайнштейна, «благодать революции», которая практически делала для большевиков все дозволенным и была тем ковром, по которому они шли к власти.
Знаменательно, что Мартов, считавшийся непримиримым врагом Ленина, в период обвинений последнего в связях с немцами, послал от имени своей группы особенно теплое приветствие большевистскому VI съезду, хотя лично выступал в защиту Ленина меньше других, понимая, видимо, что защита его, участника проезда через Германию, принесет Ленину больше вреда, чем пользы перед общественным мнением страны.
Дружная защита большевиков большею частью революционной демократии, обуславливалась в ее некоторых кругах наличием подобия «круговой поруки». В партии эсеров, например, уже наметился к лету 1917 года раскол на «правых» и «левых». Лидерами последних были приехавшие все тем же путем из-за границы Натансон-Бобров и Камков. Именно они, как утверждает полковник Никитин (начальник контрразведки Петроградского военного округа), на основании рапорта капитана Красильникова, пользовались германской субсидией с октября 1915 года для издания журнала «На чужбине», рассылаемого по лагерям русских военнопленных в Германии с надписью «бесплатно». Полковнику Никитину, из рапортов капитана Красильникова и по другим (английским и французским) источникам, было известно, что у будущих левых эсеров были связи с австрийским и германским консулами в Женеве. Эти сведения[94] полностью подтверждены опубликованным ныне архивом германского министерства иностранных дел. В двух рапортах германского посла в Берне барона Ромберга — от 24 августа 1916 года и от 6 апреля 1916 года[95] — подробно говорится об эсере Цивине (Вейс), «переданном» немцам, после успешной работы с австро-венгерской разведкой:
«Цивин, принадлежит к партии социалистов-революционеров, — пишет Ромберг 24 августа 1916 года, — и сохраняет прекрасные отношения с ее ведущими членами, то есть Черновым и Бобровым»[96].
Далее Ромберг сообщает, что Цивин объезжал лагери русских военнопленных и снабжал их литературой из Швейцарии. Сожалея, что австрийцы дали Цивину только 14 тысяч швейцарских франков на эту работу, барон Ромберг предлагает выдавать ему регулярно по 25 тысяч швейцарских франков, и, как видно из документов, до 1 января 1917 года Цивин сумел получить три такие «получки»[97].
Знал ли об этом лидер эсеров В. М. Чернов? На этот вопрос трудно ответить точно. Лично он был оправдан Временным правительством, выпустившим специальное коммюнике, столь возмутившее Ленина. Но, вероятно, Чернов о многом догадывался. Объясняя путь левых эсеров и их лидера Натансона-Боброва в 1917 году, путь соскальзывания на большевистские позиции, Чернов в своих воспоминаниях, осторожно обходя вопрос о связях левых эсеров с немцами, прибегает к формуле о «фатальных мыслях» Натансона:
«Натансон, — пишет Чернов, — предоставляет Ленину дерзко испробовать путь небывалый, путь авантюристический, путь своего рода „коллаборационизма“ … и второю „пломбированной“ партией тем же путем следует Натансон … (В. М. Чернов мог не знать когда он писал свои воспоминания, что о присоединении эсеров к большевистскому транспорту через Германию особенно настойчиво хлопотал барон Ромберг. — Н.Р.). Вместо естественного в других условиях торжественного приема одного из самых заслуженных ветеранов освободительного движения, — продолжает Чернов, — партия краснеет за его согласие использовать двусмысленную снисходительность Гогенцоллернского генерального штаба … Знающий себе цену ветеран легендарных времен неуловимо ощущает, что многие морально „принимают его в штыки“. Хочет ли он или не хочет, но в партийном центре на его долю выпадает роль „адвоката дьявола“. Он не может не защищать предшественников по „пломбированному“ путешествию по вражеской стране. Он не может вообще не требовать более мягкого к ним отношения … (выделено нами. — Н.Р.). Позиция Натансона становится все более двусмысленной. Одною ногой еще стоит в партии, на положении постоянного оппозиционера, душою он уже ищет точки опоры, где-то вблизи большевиков, при большевиках, почти в охвостье у них»[98].
После опубликования содержания немецких архивов, уже нельзя больше оперировать вслед за Черновым, такими аргументами, как «фатальные мысли» Натансона, искание им «душою точки опоры» и т. п. — Натансон пошел по тому же пути, что и Ленин, и не только в вопросе проезда через Германию. Логическим завершением развития этой «души» было предложение Натансона — разогнать Учредительное собрание, сделанное им Ленину первым в тот критический момент, когда Ленин боялся еще сказать это прямо.
Выкрикивавший на I Всероссийском съезде советов по отношению противников большевизма слова «пугало», «версалец» Мартов и защищавший большевиков даже внутри своей партии Натансон были одними из многих представителей революционной демократии, спасших в июле 1917 года большевистскую партию от неминуемого политического разгрома.
Такова история «чуда» спасения большевиков. Временное правительство, составленное, после ухода кадетов, в большинстве из представителей революционной демократии, естественно, не могло довести начатое дело до конца. А Натансон, сделавшийся лидером партии левых эсеров, выделившейся к осени 1917 года в независимую партию, действовал вольно или невольно и дальше совместно с большевиками на основе того прочного кольца «круговой поруки», которым он связал себя и своих друзей еще до приезда в Россию. Эту основную черту ныне невозможно выкинуть из истории возникновения лево-эсеровской партии, из всей линии ее политического развития. В свете новых фактов, сближение левых эсеров с большевиками, может быть объяснено не только совпадением политических целей осенью 1917 года, но и приведенными нами выше факторами связи с немцами, которые лидер партии эсеров Чернов предпочитал называть «тайнами индивидуальной психологии» …
В условиях угрозы разгрома большевистская партия
