кабинет, я, не поднимая головы, почуял её запах. Стоило мне поднять голову, как я встретился с ней глазами. Раньше они были ореховыми, теперь же…
Стали серыми, практически белыми. И сияли от связи девушки с драконом.
Её звали Ребекка. И, судя по тому, как она с первой встречи заняла мои мысли, ей прекрасно подходило это имя, которая на нашем языке имело значение «пленительная». У неё был норовистый характер, который всё внутри меня переворачивал с ног на голову. Она пробыла в Лармаре всего сутки, а уже успела чем-то приглянуться холодному и обычно молчащему Алкаю — да так, что он с даже ней разговаривал.
А Кай был не из тех моих людей, которые шли с незнакомцами на контакт. Он всегда был полон ледяной ярости, хладнокровия и выдержки, из-за чего всегда оставался нелюдим. Постоянно наблюдая из тени за остальным отрядом, Кай не сближался ни с кем, не рассказывал о себе и своём прошлом, о котором я знал и одновременно гораздо больше остальных, и при этом ничтожно мало. И всё-таки мы оба смотрели на Ребекку и не могли понять: что именно в этой девушке было не так?
Её женственные изгибы очерчивались даже сквозь свободную тунику. Это мне не нравилось. Учитывая, что связь с таким драконом и появление в академии нарисовало на её спине мишень, за ней был просто необходим постоянный присмотр. Выгнать её я не мог, и с самого начала повторял себе мантру «это из-за дракона», чтобы не думать о том, что Ребекка меня заинтересовала.
Что-то в ней не давало мне покоя. Притягивало, сводило с ума за мгновение. А потом девушка нарушала своё очарование острым языком, за что её хотелось выпороть и показать, как стоит говорить со старшими по званию.
Стиснув кулаки, я отвёл взгляд от окна. У меня было много проблем. Особенно с мятежниками и тем, что в последнее время устраивал Таллас. А теперь их стало ещё больше, ибо видел бог — я нашёл себе «развлечение на месяц» гораздо более непредсказуемое, нежели рассчитывал.
Драконица Ребекки была той, по чьему следу мы шли долгие годы. Она скрывалась и пряталась, сбивала отряд и не делала попыток выйти к нам на контакт. И вот теперь она появилась в академии в компании довольно странной девушки, которая заверяла, что связала себя с ней на Пустом острове. Там, где по своей воле не оказываются.
Их связь не вызывала у меня сомнений. А вот мотивы…
И хотя ответы Ребекки были честны (я слышал пульс Ребекки, и мог сделать вывод о правдивости её речей), но быть связанной с драконом и быть его всадником это две разные вещи. А учитывая, что вся та часть академии, что не имела драконов, намеревалась поохотиться на неё, Ребекке в этом крупно не повезло.
Что же сподвигло её на подобного рода риски? Что заставило явиться прямо ко мне?
Если бы я ей отказал в обучении, и она бы покинула эти стены, за ней пришли бы в ту же ночь. Я знал, что из академии были тайные ходы (и сам ими пользовался), благодаря которым можно было попасть в город. Поэтому, дав ей шанс, я подарил ей отсрочку. А уж то, насколько эта девушка искусна в деле побега от смерти уже зависело только от неё.
Потерев свою переносицу пальцами, я скосил глаза на бумаги, лежащие на столе. О чёрной драконихе не должен был узнать Император, и я был уверен — Кай об этом позаботится. Он умел скрывать всё, что нужно.
Сейчас мне лишь оставалось позаботиться о главном — том, что до Императора дошли вести, что главные мятежники в южных городах вручили свои души Некмету. В скором времени, к ним присоединятся и главари северных районов Лармира.
Казни, казни, казни… Поимка мятежников, пытки и допросы, страх и лепечущая толпа, расступающаяся при виде меня. Всё это давно стало моими реалиями жизни, а вот что касается академии — никогда не мечтал оказаться здесь. Однако таково было одно из условий моей службы Императору. Беспрекословное подчинение. Прошлый глава академии отдал свою душу во власть Шаале. И Император решил, что никто не сможет лучше обучить его первоклассных всадников, нежели сам баргат и его личный Ше’ру.
Только я мог научить этих кадетов правильно и беспрекословно исполнять приказы.
Мне не нравилось наблюдать за тем, как щенки учатся показывать зубы. Это утомляло. Особенно, когда они равнялись на нас, более сильных и выносливых, забывая о слабости своего собственного тела.
Лармар превосходно умел отсеивать слабаков. Но ещё лучше они отсеивали себя самостоятельно, устраивая облавы, травли и драки в тёмных коридорах.
Я снова вспомнил о Ребекке, когда увидел стопочку бумаг. Медленно взял один лист и пробежался по нему глазами. Конспект девушки представлял собой ужасное зрелище: кривые и косые каракули, написанные с ошибками. Я с трудом разбирал буквы… Как вообще Ребекка умудрялась что-то здесь понимать?
Хуже письма Ребекки было только её чтение на древнешеррувимском наречии. О Шаале, как же она коверкала слова из легендарных трудов Зигмунда Эллиота Громоподобного! Немыслимо!! Ребекка делала ошибки почти в каждом слове, не умея толком читать, но в тот момент вместо злости я поймал себя на мысли о том, что еле сдерживаюсь, чтобы не издать смешок. «Та’лей лае пер сюк, заебаб херак ху лаклык»! Или как там она прочитала…
Да, Ребекке явно стоило поучиться читать на древнешеррувимском.
Отчего-то после этой мысли я вспомнил, как учил младшего брата читать на этом наречии. У него тоже с этим были большие проблемы. И я знал, как быстро справиться с подобным, заодно поставив нужное произношение…
Усмехнувшись своей идее, я подумал о том, что научить красиво писать девушку будет в разы труднее. Но ничего — практика всегда сделает своё дело.
Я сгреб исписанные листы бумаги и отложил подальше. И неожиданно мой взгляд зацепился за странному каракулю на полях одного из листов. Вытащив его из стопки, я присмотрелся к нарисованному знаку повнимательнее. Хоть и кривой, но он передавал значение, которое нёс.
Нахмурившись, я переворошил оставшиеся листы и заметил второй такой же на последнем листке, где Ребекка явно вновь заскучала на лекции, раз у неё появилось время выводить чёрточки на полях.
Этот знак…
В этот момент в дверь кабинета постучали. Я нахмурился, отгоняя мысли и убирая весь конспект Ребекки в стол.
— Войдите.
— Шаян, — обратился ко мне Сеф, проходя в кабинет. Только лично мои люди имели право называть
