сестры больше не будет…
— Вальди, угомонись, — Ларан зевнул. — Меньше слов, больше дела. Хочешь высказать свой гнев? Обнажи клинок.
Рандвальд побледнел.
— Я… Ты негодяй, Ларан! Ты подлец, ты…
— Я знаю, — кивнул герцог. — Это банально и скучно, Вальди.
И он вдруг прыгнул прямо на лорда, свистнув саблей перед его лицом и слегка чиркнув по камзолу. А затем вновь отпрянул на пару шагов.
— Ну? Или будут только слова?
Рандвальд с болью глянул на несостоявшегося свояка и выхватил саблю.
— Ты даже в поединке сражаешься бесчестно!
— О, богиня, как же мне стыдно! — Ларан театрально закрыл рукой лицо, а затем развернулся и вновь сделал выпад. На этот раз лезвие срезало пуговицу с груди Ранвальда.
Сабли скрестились, и начался их бешенный танец.
Джия покосилась на бледную, молчаливую Ювину. Та стискивала пальцы и дрожала, стиснув губы. Синие глаза её казались огромными. Дюк рядом ковырялся в зубах, а Рэд, в двух шагах от них, сидя на камне, выливал воду из сапог и заново перематывал ноги портянками.
Княжна вновь перевела взгляд на дерущихся. Ранвальд сражался искусно, разыгрывая партию как по нотам. Чувствовалось, что руку ему ставил один из лучших фехтовальщиков королевства. Но Ларан… Джия бы поставила на него.
В какой-то миг, сабли сцепились гардами. И герцог ногой отшвырнул противника прямо в воду. Рандвальд упал и скрылся под набежавшей волной. Ларан замер, прокручивая саблю через палец.
«Он не хочет его добивать», — поняла Джия.
Рандвальд вынырнул, задыхаясь, медленно поднялся. В его руке всё так же была сжата сабля. Вода стекала с волос и камзола.
— Ну, давай, — хмыкнул Ларан, — я соскучился, малыш.
— Вальди, нет! — Ювина бросилась к брату, не обращая внимания на волны. — Прошу тебя!
Она обхватила его плечи, всматриваясь в лицо.
— Ювина, отойди! — прорычал тот, силой пытаясь отстранить сестру.
— Я упаду. Прямо на камни, — пригрозила она и обернулась. — Ларан! Прекратите немедленно!
— Он тебя оскорбил! Он оскорбил честь Южного щита, он…
— Никто никого не оскорблял, — выдохнула Ювина. — Всем всё показалось. Ничего не было. И ты, Вальди, если умный парень, должен это понять.
— Мы отбудем тотчас. Мы ни минуты…
— Нет.
— Что⁈
— Нет, Вальди, — мягко, но решительно произнесла она. — Ничего не произошло. А то что было, было обычной глупой шуткой.
— Он её поцеловал! — взревел брат.
Тут Джия услышала смех. Обернулась. Смеялся Ларан. У него был мягкий, волнующий и какой-то опасный смех. Герцог подкинул саблю, поймал налету и вложил её в ножны.
— Какой же ты ещё ребёнок, Вальди, — вздохнул устало. — Твою руку, Ю?
Он наклонился, протягивая ладонь невесте.
— Я сердита на тебя, Ларан, — отозвалась Ювина, выходя на берег и отряхиваясь. — Я правда очень сержусь. Я не готова сейчас с тобой разговаривать и тем более не приму твою руку.
— Но, Ювина, — растерянно пробормотал Рандвальд. — Ты же не хочешь сказать, что…
— Мы остаемся в гостях у Морского щита, — бесстрастно ответила та. — И я остаюсь его невестой, что, конечно, не помешает мне на него сердиться за безобразный поступок. Джия, могу ли я опереться на вас?
— Д-да.
Княжна растерялась. Она совершенно не понимала, что происходит в голове невесты герцога. Рандвальд растеряно и с какой-то действительно детской обидой глянул на сестру. Матросы помогли девушкам забраться на метровую высоту, затем туда же вскарабкались Ларан и Рандвальд. Ювина подхватила Джию под руку и двинулась к белеющей на сером фоне неба башне.
Глава 8
Разговоры на ножах
Джия лежала и смотрела в потолок. Они вернулись с острова Круга уже почти ночью, и княжна, отказавшись от ужина, сразу удалилась к себе.
Ей всё не нравилось.
Как подробно и детально рассказывал герцог об устройстве подъёмной цепи. Про все эти плашкоуты — маленькие лодчонки, не позволяющие цепи утонуть в натянутом состоянии, про жвако-галсовую часть с лебёдкой, сматывающую на громадный барабан позолоченную цепь, каждое звено которой смыкалось по середине перегородкой. Ларан сиял голубыми глазами и было видно, что он очень увлечён. Казалась, герцог даже не замечает строгое лицо Ювины. Впрочем, минут через пятнадцать рассказа, рассерженная невеста начала задавать вопросы и тоже загорелась. Всё это было Джие на руку. И всё это было до крайности подозрительно.
Не мог Морской щит быть настолько идиотом! Ларан почти не смотрел на княжну, разве только вскользь, но Джия была уверена, что вся эта прогулка затеяна лишь ради неё одной. Она силилась понять, что задумал герцог, но не могла. И это злило.
Да ещё и поцелуй…
Княжна долго думала, зачем Ларан её поцеловал. Единственное разумное объяснение даже в её собственной голове звучало дико. Язык всадников свистящий, и, когда Джия всерьёз разозлилась, то начала свистеть, произнося вместо «с» — «щ», а вместо «ч» — «ц». Но не мог же герцог поцеловать её лишь ради того, чтобы остальные не услышали её акцент? Ведь правда? Зачем бы Ларану её прикрывать?
«Мы все продажные шкуры», — вспомнилось ей. Возможно. Но ведь она его не покупала?
Или стоит попробовать?
Хроники говорили, что было время, когда всадники действовали с пиратами заодно, в крепком союзе. Может, стоит вернуть это время? Помирить бога смерти и всеми забытого древнего морского бога?
Но больше всего Джию смущали свои собственные реакции. Она не была девственницей. Княжна слишком хорошо знала, как дорого может обойтись невинность в Храме Крови. Бог смерти любит такие жертвы и щедро одаривает за них. Поэтому, когда кровавые всадники подожгли деревянные стены их города, Джия нашла первого попавшегося кровного и лишилась с ним опасного целомудрия.
Но поцелуй Ларана был совсем иным. Даже при воспоминании о нём у девушки начинали дрожать пальцы. Слишком горячо, слишком эмоционально. И если правда, что герцог использовал поцелуй для какой-то практичной цели, то… Ну нет, не может же быть вот так! Он тоже был поглощён, вовлечён в поцелуй, ей это не могло показаться!
Во входную дверь постучали. Джия не запирала внутренние двери между комнатами, а потому сразу услышала, легко вскочила с постели и почти побежала в гостиную. Прислонилась к косяку, чувствуя, как сильно колотится сердце.
В том, что стучал Ларан, она не сомневалась. Ювина давно удалилась спать, а с ней и верная Илика. Да никто другой и не посмел бы.
«Он пришёл завершить начатое», — подумала девушка с каким-то сладким ужасом. Ей было девятнадцать. Над ней висела угроза хуже смерти. Джия слишком многое пережила такого, о чём хотелось забыть. Хотя бы на одну ночь перестать видеть сны, перестать видеть, как меч пронзает грудь кричащей матери, как отцу, живому, ломают грудь, чтобы
