ситуацию. Уже через минуту в голове выстроилась цепочка всех его шагов на несколько дней вперед. План был готов – настала пора действовать!
– Ствол где? – мрачно спросил он.
– Вот… – кивнул Швед на валявшийся у его ног ТТ.
– Никто его не трогал? – Нет.
– Отлично, – Каверин натянул перчатки и, осторожно подняв пистолет за ствол, сунул его в пластиковый пакет. – Где этот стрелок?..
К нему подтащили упирающегося седого со скрученными за спиной руками.
– Мать вашу, мужики, я же в воздух стрелял! – возмущенно кричал он. – Не я это, гадом буду!.. Это пацан какой-то, он рядом со мной стоял!
– Заткнись! – цыкнул Каверин и сунул седому под нос свое служебное удостоверение.
Увидев милицейские корочки, тот моментально изменил тон. Его отпустили, и седой умоляюще приложил руки к груди.
– Нет, ну вы поймите, товарищ… У меня же и в мыслях ничего такого не было, я только остановить хотел… И потом, я вверх стрелял, клянусь, – вы же все это проверите…
– Какая разница, – раздраженно поморщился Каверин. – За незаконное хранение огнестрельного – пятерка как минимум, даже если ствол чистый.
Вдруг на седого кинулся Швед.
– Это ты, сука, Муху завалил! – яростно зарычал он, схватив и без того дрожавшего от страха мужика за грудки.
– Тихо! – рявкнул Каверин и отпихнул Шведа от седого. – Тихо, говорю, тихо… – уже спокойнее повторил он, осаживая жестким взглядом взбешенного Шведа.
– Вот что, орел молодой… – поманил старлей седого в сторонку. – Значит так – ствол твой я конфискую. Ты сейчас едешь домой и говоришь супруге, чтобы не волновалась. А утром – на самолет и чтоб месяц в Москве не показывался, понял? Потом я тебя сам найду, когда можно будет вернуться…
– Конечно, конечно, – энергично закивал головой седой. – Я готов, честное слово… Хотите, прямо сейчас поедем – я заплачу, сколько скажете…
– Об этом мы с тобой после поговорим, – Каверин строго взглянул на жалко улыбающегося мужчину. – А пока чтобы духу твоего здесь не было!.. И главное – не трепись ни с кем, ты понял? Все, дуй отсюда, голубь!
Седой, с трудом веря в такую удачу, рысцой припустил к своей машине, а Каверин повернулся к братве и уверенно скомандовал:
– Все, поехали!..
Каверин вернулся в ангар ранним утром – уже в милицейской форме и, разумеется, без люберецкой братвы.
На месте преступления работала следственная бригада. Эксперты осматривали площадку, подбирая и складывая в пластиковые пакеты все, что могло хоть как-то помочь раскрытию убийства.
Возглавлял бригаду неплохо знакомый Каверину следователь прокуратуры Сиротин – совсем ещё молодой мужик, но уже неопрятно-толстый и какой-то рыхлый. Он встретил старлея у входа в ангар и с участливо-кислой миной протянул ему руку. Каверин понял: Сиротину уже известно, что убитый – его родственник.
– Где он? – хмуро спросил милиционер.
– Пойдем… – кивнул куда-то в сторону следователь.
Они подошли к закрытому казенной простынкой телу. Сиротин не без труда нагнулся и откинул край покрывала. Теперь глаза Мухи были закрыты, руки сложены на груди и перевязаны бечевкой. Исчезла и еле заметная улыбка – за ночь смерть стерла с его лица все следы былых страстей и эмоций.
Каверин молча смотрел на брата, и в его сердце не было ни жалости, ни злости. Он просто ждал. Ждал удобного момента, чтобы начать действовать.
– Сочувствую… – пробормотал, наконец, следователь, стягивая с головы кепку.
– Так судьба распорядилась… Знаешь, он словно сам смерти искал, – задумчиво проговорил Каверин.
Он ещё помолчал немного и повернулся к Сиротину:
– Оружие нашли?
– Нет, – уныло покачал головой тот. – Даже гильз не нашли, как испарились…
– Подобрали, значит, злодеи-преступники… – недобро хмыкнул милиционер и коснулся рукава Сиротина. – А знаешь, Леш, я ведь, наверное, смогу тебе помочь в этом деле. Давай-ка отойдем в сторонку…
XXI
На второй день после драки в аэроклубе Белов собирался в институт. Сегодня должно было решиться – примут у него документы на вечерний или нет.
Он сидел на пуфике в прихожей и пытался завязать шнурки. Сделать это было непросто – у ног крутился щенок, хватая хозяина то за шнурки, то за штанину, то за пальцы. Саша, засмеявшись, схватил мастифа за уши и наклонился к самой его морде.
– Ну что, Вень, пойдешь вместе со мной в институт, а?
– Комиссию пугать! А, Венька?.. – Белов вскинул голову и крикнул матери: – Нет, мам, мне «Венька» не нравится! Ну какой он Венька?.. Он – Вулкан! Вулканище!.. Да, Вулкан? – он потрепал собаку по голове и поднялся. – Ну все, я пошел!
– Саня, возьми зонт, дождь будет! – отозвалась с кухни Татьяна Николаевна.
– Да ладно! Не сахарный – не растаю! – взял папку с бумагами и шагнул к выходу.
– Погоди, я принесу…
– Не надо, мам, я ушел!
Через секунду она появилась в прихожей с зонтом в руках, но увидела захлопывающуюся дверь. Женщина вздохнула и наклонилась к щенку.
– Тоже мне – Вулкан!.. Ну что, Вулкан, будем дружить?
Вдруг зазвонил телефон. Мама легонько потрепала собаку по загривку и сняла трубку.
– Здравствуй, Валера. Нет, он в институт пошел. Да вроде обещали принять на вечерний… В виде исключения – как воина-интернационалиста, что ли… Вернется? Часа через полтора, наверное… Ну конечно заходи! До свиданья.
Только она положила трубку, как раздался звонок в дверь.
– А вот и хозяин твой за зонтиком вернулся… – подмигнула она щенку, взяла зонт и вернулась в прихожую.
Татьяна Николаевна открыла дверь и оторопела. На пороге стояли двое милиционеров в форме, а за ними – ещё двое в штатском.
– Вы к кому? – растерянно спросила она.
– Здравствуйте, – холодно кивнул первый милиционер. – Белова Татьяна Николаевна?
– Да…
– Капитан Касьянов, разрешите войти? – не дожидаясь ответа, капитан двинулся прямо на женщину, ей волей-неволей пришлось посторониться.
– А что случилось? – спросила она его в спину.
– Ваш сын дома?
– Нет, а в чем дело? – она тревожно заглядывала в глаза то одному, то другому. – Скажите же – что случилось?..
– Татьяна Николаевна, ваш сын обвиняется в убийстве по сто второй статье, – официальным тоном сообщил молодой в цивильном костюме.
– Да вы что?! – ахнула она.
– Покажи ордер, – кивнул он другому штатскому.
Тот открыл папку, вынул ордер и протянул его Татьяне Николаевне. Зажав зонтик под мышкой, она трясущимися руками взяла бумагу.
– Простите, нам придется тут у вас небольшой
