ног и изнутри не раздается пение лягушки.
Схватив свою сеть, я снимаю несколько камней и смотрю на лягушку размером не больше моего кулака. Я зачерпываю ее, следя за тем, чтобы ее вес не провалился в маленькие отверстия, которые я проделал, поднимаю сачок на уровень глаз и улыбаюсь своему успеху. Все знают, что поймать любое животное достаточно сложно. И все же, похоже, они тяготеют ко мне, к моему ужасу, когда дело касается и других существ.
"Каждый раз, когда я сталкиваюсь с тобой, всегда есть что-то новое".
О, черт.
Повернувшись и чуть не споткнувшись о свой плащ, я столкнулась с любопытным взглядом Лоркана.
"Ты всегда появляешься везде, где я нахожусь?" Я поднимаю бровь, понимая, что начинаю защищаться.
"Я на страже, и так получилось, что я увидел, как ты самостоятельно исследуешь территорию". Руки он держит за спиной, склонив голову набок: "Я бы решил проверить, если бы ты не сошла с ума".
Я хмурюсь, но он не дает мне времени на ответную колкость: "Что там?" Он указывает на мою руку и сетку из лавандового шелка.
"Лягушка".
Он не ожидал такого ответа. Он хихикает, напоминая мне о том, как Фрея сказала, что никогда не видела его улыбки: "Ты их тоже ненавидишь?"
"Нет". Я хмурюсь: "Я… я собиралась оставить все как есть". Чувствуя необходимость освободить лягушку, я опускаюсь на землю, встряхиваю сеть, когда она выпрыгивает. Глянцевая кожа, похожая на цвета леса, видна даже в ночи, когда я смотрю, как она исчезает, и вода рябит в застойном пруду, прежде чем я встаю лицом к Лоркану.
Между его бровями образуется складка, когда он смотрит на пруд, а затем на меня: "Могу я спросить, почему ты поймал ее в ловушку…" Он кивает на сеть: "Это?"
Я смотрю на нее в своих руках: "Раньше я была траппером". Или до сих пор им являюсь…
"И тебе этого не хватает", — заявляет он, в его голосе теперь звучит то же любопытство.
"Я занималась этим с тринадцати лет. Я не ты, привыкший к этому с юных лет".
Его глаза опускаются на сапоги-сабатоны, и он издает тихий неверящий смешок: "Ты будешь удивлена тем, к чему я привык раньше".
Я слегка наклоняю голову. До прибытия в город я мало о чем спрашивал, но теперь я хочу знать обо всем, обо всех: "И что же это такое, могу я спросить?"
"Ну, если ты хочешь знать, мисс Эмброуз, я был бездомным после смерти моего отца. Моя мать умерла, родив меня, и к тому времени, как я приехал в город, генерал нашел меня на улице, босого и голодного."
Я пытаюсь скрыть шок на своем лице. Я не ожидала, что он так откроется… И все сразу: "Мне… мне так жаль", — мои слова спотыкаются друг о друга.
"Это было очень давно". Он отмахивается от меня, но я чувствую ядро гнева на секунду, прежде чем оно исчезает: "Тебе лучше пойти внутрь. Я бы не хотел, чтобы произошло нападение, и чтобы это была моя вина, потому что я… отвлекся", — размышляет он, и я оглядываюсь на то, как он повторил слово, которое я сказала в первый день обучения.
Подняв подбородок, я игнорирую его просьбу зайти внутрь и вместо этого говорю: "Фрея сказала мне, что в казармах никогда раньше не было посторонних".
"Фрея… не была здесь два года. До этого не было нападений в течение многих лет, но в последнее время перевертыши стали более непредсказуемыми".
Я чуть не вздрогнула от слова "непредсказуемые": "Даже со стальным порошком?"
Его голова движется надо мной: "Все стены содержат его, но это не значит, что они не могут проникнуть в поля, где его меньше".
"А может, у них вырабатывается иммунитет", — тихо прошептала я. Если Золотой Вор не подвержен этому, кто скажет, что другие из его рода не подвержены? Кто скажет, что он уже не проникал за стены замка?
Лоркан молча смотрит на меня, заинтригованный моим ответом. После некоторого молчания он кивает: "Возможно, мисс Эмброуз". С этими словами он смотрит в сторону казарм и башен замка и поворачивается, чтобы уйти.
" Подожди", — торопливо окликаю я его. Он останавливается, русые волосы, осветленные луной, спускаются ниже горловины его доспехов. Когда он поворачивается ко мне, я говорю: "Я знаю о Золотом воре".
Он внимательно изучает меня, как будто поставил щит, сквозь который не может пробиться даже богиня солнца Солярис.
"Я видела плакат в городе", — добавляю я, пожевав нижнюю губу: "Его действительно так трудно поймать?"
"Предположительно", — говорит он, глядя на меня сквозь опущенные брови: "Он по-своему умен, но есть одна вещь, которую мы узнали".
"Что именно?"
Его губы подергиваются, и удовлетворение скатывается с него: "Он не может летать".
Это только заставляет меня задавать больше вопросов: "Почему?"
"Он делает то, что делает, достаточно долго, чтобы мы смогли его отследить, и он ни разу не летал, не то что другие перевертыши, с которыми мы сталкивались".
Я нахмурилась. Должна быть причина, по которой он не может летать. Драконы всегда умели летать самостоятельно. Это инстинкт, заложенный в них с рождения. Возможно, в какой-то момент он получил травму, от которой крылья не зажили. Но это только открывает больше вопросов для того, кто должен быть могущественным, владеть всеми тремя драконьими силами и иметь иммунитет к стали.
"Тогда почему все говорят, что у него нет слабых мест?" спрашиваю я: "Конечно, неспособность делать то, для чего он был рожден, может нам помочь".
"Только вот то, чего ему не хватает в полете, он компенсирует всей своей силой и ловкостью".
Резкий вздох вырывается из меня, я не собирался делать это так громко, но Золотой Вор уже испытывает мое терпение.
"Я однажды видел его". Взгляд Лоркана внезапно оказывается за много миль от меня: "Несколько лет назад в одном из районов. Я ударил его копьем, но его рефлексы оказались сильнее. Он схватил его в воздухе, разломил пополам и метнул, прежде чем оно пробило мой доспех, грудь и все с другой стороны".
Я не говорю ни слова. Я просто смотрю на него в шоке. Золотой Вор известен как опасный человек; да, все думают о нем именно так, но для чего ему воровать, если он, скорее всего, сам создает этих новых существ?
Это отвлекающий маневр? Если это не правители из разных земель, то какова цель Золотого вора?
"Мы поймаем его", — говорю я, наконец, с внезапной решимостью в голосе: "Я
