Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
Сделка состоялась!
Двенадцатый час.
Экраны молчат. Меня провоцируют на сон. Я должен сопротивляться! Разминать мышцы. Думать. Петь про себя песни. Вспоминать. Только не спать! И я вспоминаю.
Процессия втягивалась на кладбище. Гроб несли десять человек. Интересно, что там внутри? Или может быть кто? Где можно надежно спрятать неугодное тело, как не в официальной могиле, прикрываясь словно щитом натурально плачущими родственниками. Я уловил дух Конторы и теперь не удивлюсь любым, самым фантастическим вывертам. Собственно говоря, я и сам стал ее частью, если при наблюдении за собственным захоронением меня посещают такие мысли. Что-то надломилось во мне в последние дни.
Остановились возле могилы. Замерли. Кто-то побежал за забытыми в машине табуретками. Держать «меня» было тяжело. Пот заливал глаза носильщиков. Я видел их рядом, буквально в сантиметрах от собственного носа, скользя панорамой по лицам. Вот одноклассник, с ним я полгода сидел за одной партой. С этим куролесил во дворе. Сосед по лестничной клетке. Друг детства. Я плавно двигал объективом теодолита. Это было мое изобретение, которым я, не без основания, мог гордиться — установить за ближними памятниками треногу с теодолитом, поставить возле могилы рейку и припав к окуляру внимательно и главное безопасно наблюдать за происходящим. Я мог легко перечесть участников, рассмотреть детали их одежды, выражения лиц, не выказывая себя. Конечно, натяжка здесь присутствовала — какого дьявола понадобился теодолит на кладбище? Но кто в такой момент обращает внимание на мелкие странности. Главное я умыл своих кураторов. Они очень хотели втолкнуть меня в толпу скорбящих друзей и близких, подвести к краю могилы, посмотреть на мои дерганья. Не вышло! Подпортил я им удовольствие. С одной стороны я ближе к объекту чем мог бы быть стоя где-нибудь сбоку под видом случайного могильщика, с другой, не нарушая поставленных условий, отстранен от происходящего. Я не участник, но лишь сторонний наблюдатель. Таким меня и кушайте, коли не поперхнетесь!
Опустили гроб. На него, разрыдавшись, упала мать. Придвинулся, попытался ее успокоить отец. Могильщики расправили канаты.
Странно, ведь это моя мать, мой отец, а я словно каменный повожу объектом теодолита, замечая, рассматривая, запоминая. Может от того, что наблюдаю окружающее как спектакль, заведомо зная интригу, зная, что все это лишь фокус, дурной розыгрыш, ведь я не там, в тесном нутре цинка, а здесь, живой и невредимый. А может от того, что догадываюсь, что сейчас меня «смотрят» со всех сторон. Очень им важно установить степень моей психологической устойчивости, поймать самый малый всплеск эмоций: дрогнувшую мышцу, шевельнувшуюся бровь, размытый слезой зрачок. Не дождетесь! Я машина, я лишь продолжение теодолита, я наблюдаю, замечаю, фиксирую. Не более того!
Грохнул автоматный залп. Отметить куда пошли солдаты, куда отлетели стреляные гильзы. Это детали. Это важно.
Гроб подняли, поставили на ломы, упертые в края могилы. Я вжался в окуляр теодолита. Близко, невозможно близко, увидел глаза матери, отца. Почему я не могу бросить свое укрытие, подойти и прекратить весь этот спектакль? Почему должен наблюдать страдание моих близких, изображая камнеподобного чурбана? Почему?!
Из под гроба выдернули ломы, опустили его в могилу. Все. Я не вышел, не прекратил, не объяснил. Я остался с теодолитом. Я остался с Конторой.
Нет, не прав я, не розыгрыш это был и не фокус. Это были мои похороны! Я действительно умер. Навсегда. И через это поступил в полную, безраздельную собственность Конторы. Стал инвентарным номером, как какой-нибудь стол или шкаф. Всего лишь цифрой в длинном ряду таких же цифр. Вещью. А прошлое мое, детство, надежды, мечты, стремления, меня самого, зарыли в землю и сверху, словно осиновым колом придавили надгробным памятником. Родился — черточка — умер. Точка.
Умер.
Внимание! Правый экран. Левый. Правый. Замелькали линии. Не пропустить, заметить, учесть. Прямо. Прямо. Крутить головой или двигать глазами безнадежное занятие. Очередность картинок рассчитана так, что если я начну вертеться, пытаясь догнать изображение, то неизбежно стану отставать, делать один пропуск за другим. Я учусь вылавливать контрольные фигуры боковым зрением, как хамелеон, одновременно глядя в три стороны. С каждым следующим занятием я расширяю свой «кругозор», прибавляя в поле зрения новые градусы. Есть. Есть. Есть.
Как ноет одеревеневшая шея. Удивительно, раньше я предполагал, что первыми сдают ноги. Шевелить мышцами, не терять чувства времени, следить, учитывать, быть готовым.
Шестнадцатый час.
Семнадцатый.
Кажется близок предел. Частые судороги глазных мышц тянут веки вниз. Я моргаю все чаще и чаще и не могу сразу разлепить глаза. Пропусков, я уверен, пошло гуще. Конечно, я в любой момент могу прекратить упражнение, но гордое упрямство, направленное, нет, не на них, на себя самого, заставляет меня продолжать. Я высиживаю еще час и еще. От постоянного перенапряжения ломит голову, словно кто-то маленький и зловредный с каждым ударом пульса изнутри колотит в висок острым молоточком. Почти наверняка подскочило давление. Здоровья такая учеба не прибавляет. Это точно.
Правый экран. Левый. Лицевой. Лицевой. Лицевой.
Господи, сколько этих треклятых треугольников? Наверное ими, если приставить друг к другу, можно опоясать земной шар по экватору.
Лицевой. Левый. Лицевой.
Отныне я буду любить круги, многогранники, квадраты и люто ненавидеть любые фигуры с острыми внутренними углами. Хотя нет. Кажется, прошлый раз был именно круг.
Двадцать первый час.
Почти сутки!
Я словно нашпигован острыми иголками. Моя кожа, мышцы, кости, кровеносные сосуды, даже, кажется, сама кровь протестуют против неподвижности. Они хотят двигаться. Они и должны двигаться! Они так устроены, что не могут иначе. Все мое тело требует движения. И лишь махонький кусочек головного мозга, может быть стограммовый, может быть еще меньший, где гнездится сознание, продолжает упрямиться, обрекая все прочие семьдесят килограммов тела на страдания. Он сильнее. И это суть. Он должен быть сильнее, иначе грош цена всем прочим десяткам килограммов!
Вспышка! Оглушительная сирена! Голос.
— Приготовиться к спаррингу!
И без всякого перехода, без паузы, тут же в распахнутую дверь впрыгивает инструктор по рукопашному бою. Он смеется! Ему весело! Его разогретое быстрое тело готово к бою. Ему нравится собственная сила и уверенность. Он жаждет драки как развлечения.
С трудом превозмогая онемение поясницы я вскакиваю на ноги. Раскаленные спицы боли прокалывают мой позвоночник, суставы, мозг. На мгновение в глазах темнеет. И именно в это мгновение меня настигает удар в челюсть.
Из своего заведомо проигрышного положения — мой противник свеж, а я весь как отсиженная нога, я извлекаю крупицы выгоды. Приняв удар, я искусственно падаю, чтобы получить мгновенную передышку, успеть очухаться, сгруппироваться, «завести» мышцы. Внешняя боль вытесняет внутреннюю, мобилизует организм. Нет, не зря я двадцать часов «мял» мускулы. Еще не коснувшись пола, я чувствую, как они начинают работать в полную силу. Я откатываюсь, но не встаю. Противник один — за что большое мерси учителям-мучителям. В прошлый раз на мне как на груше разминались трое! Значит на добивание он, хочет или не хочет, должен подойти лично. Вот я его и подожду.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
