если поставить на Картофеля. Дело в том, что накануне он обжег полость рта картофелем фри, достигшим 90 градусов, а во взаимоотношениях с лошадьми чрезвычайно суеверен. Словом, деньги он поставил и в должное время узнал, что у него нет ни гроша.
В такой ситуации другие повернулись бы лицом к стене, ожидая конца; другие — но не Бинго. Он сел и написал рассказ о маленькой Гвендолен и ее котенке Тибби, предполагая напечатать его в «Малыше» и покрыть расходы.
Работа далась ему нелегко. Пока он не начал, он и не знал, сколько крови, пота и слез требуется от писателя, и благоговение перед супругой охватило его. Миссис Бинго делала 3000 слов в день, ухом не поведя, а он провозился с несчастным котенком (1500) целую неделю, и много раз был близок к безумию.
Однако он его кончил, аккуратно перепечатал, с интересом прочитал и прикинул, что на десять фунтов он потянет. Когда же настал выплатной день, а гонорара не было, он пошел к начальнику.
— Да, мистер Перкис! — сказал он. — Простите, что помешал, но как там с этим рассказом?
Перкис посмотрел на него рыбьим взором. Иначе смотреть он не мог, поскольку походил на палтуса.
— С чем, с чем?
Бинго все объяснил. Перкис заметил: «Да-да-да», рассказ похвалил, мало того — сказал «Спасибо», и они помолчали.
— А как насчет гонорара? — решился наконец Бинго. Перкис уподобился палтусу, которого другой палтус попросил одолжить деньжат до конца недели.
— Там фунтов десять, — предположил Бинго.
— О, нет-нет-нет, — сказал Перкис. — Нет-нет-нет-нет-нет. Все входит в жалованье.
— Что! — закричал Бинго. — Значит, я ничего не получу? Перкис заверил его, что не получит, и Бинго пошел в клуб, выпить с горя. Когда он приканчивал второй бокал, явился Пуффи Проссер, местный миллионер.
Надо ли вам говорить, что заимодавец должен обладать двумя качествами — он должен быть богатым и щедрым. Богатым Пуффи был, но Бинго знал по опыту, что щедрым он не был. Однако он приходился крестным отцом Алджернону Обри, а крестные отцы рады помочь, если речь идет о подарке ко дню рождения. Ну хорошо, не «рады», но при должном упорстве — дают.
— Привет, Пуффи, — сказал Бинго. — Знаешь, что? У Алджи скоро день рождения.
— Какой еще Алджи?
— Алджи О. Литтл. Твой крестник.
Пуффи дернулся, вспомнив о том, как Бинго привез к нему сына в часы похмелья.
— А, черт! — вскричал он. — Этот жуткий тип! Слова и тон не вдохновляли, но Бинго упорствовал.
— Я знаю, — сказал он, — ты расстроишься, если тебе не удастся внести свою лепту. Точнее, десять фунтов. Проще всего дать деньги мне. Дал — и никаких забот.
Пуффи сравнялся цветом с прыщами.
— Слушай, — сказал он, — когда ты, практически — насильно, вовлек меня в это дело, мы договорились, что серебряной кружечки достаточно.
— Совсем немного, десять фунтов!
— На десять фунтов больше, чем я дам. Бинго понял, что придется сказать все.
— Пуффи, старик, — начал он, — тут не в нем суть. Если ты не дашь мне этих денег, я пропаду. Ты подумай, сколько мы дружим! Такой добрый, щедрый чело…
— Нет! — воскликнул Пуффи. — Ни в коем случае! И замолчал, словно его осенила внезапная мысль.
— Вот что, — сказал он, — ты что сегодня делаешь?
— Да ничего, — отвечал Бинго, — может, утоплюсь.
— Из дома сбежать можешь?
— Могу, Рози уехала. Они с миссис Перкис в Брайтоне, на встрече их бывшего класса.
— Хорошо. Тогда сходи в «Ритц».
— С удовольствием. Ты там будешь?
— Нет. Еду в Париж. Там будет живая, рыжая девица с ямочкой на подбородке. Зовут Мейбл Мергатройд. Угостишь ее обедом — получишь десятку. Дело в том…
История оказалась весьма непрезентабельной. Пуффи порхал вокруг этой Мейбл, словно пятнистая бабочка, пока не заметил, что подлетел к самому краю супружества. Открытие это нанесло удар его чувствительной душе. Винил он, в основном, ямочку, при виде которой произносил все то, о чем впоследствии жалел.
— Если я туда пойду, — признался он, — мне конец. Спасет меня только бегство. Но этого мало. Ты должен очернить меня и обличить. Притворись, что считаешь меня последним гадом.
Хотя глагол «притворяться» не показался Бинго удачным, он понимающе кивнул.
— Вот тебе десятка, — сказал Пуффи, — а вот деньги на обед. На слова не скупись.
— Не буду, — обещал Бинго.
— Давай я тебе что-нибудь подскажу.
— Что ты, не беспокойся! Я справлюсь.
Бинго ждал недолго, когда в вестибюль отеля вошла девица с такими алыми волосами и такой несомненной ямочкой, что он без колебаний бросился к ней.
— Мисс Мергатройд?
— Она самая.
— А я — Литтл, Ричард П. Литтл. Пуффи срочно вызвали во Францию, он попросил вам передать.
— Однако! Пригласить в ресторан и уехать в какую-то Францию… Это уж слишком!
— Не для Пуффи, — приступил к делу Бинго. — Для него это сущая ерунда. Вы хорошо его знаете?
— Неплохо.
— Когда узнаете еще лучше, поймете, что таких больше нет. Возьмите африканского кабана, прибавьте слизняков и тех мокриц, которых мы находим под камнем, снабдите все это прыщами, и вот вам Александр Проссер, хотя и не во всей красе.
Сказав такие слова, он повел ее в зал. Обед удался как нельзя лучше. Обиженная девица схватывала налету. Поднялась она только часа через два.
— Не уходите! — взмолился Бинго, полагая, что тему они не исчерпали; но девица была тверда.
— Надо идти, — сказала она. — Я обещала быть в частном игорном доме.
Бинго показалось, что он услышал зов горна. Десятка подпрыгнула в кармане. Теоретически она принадлежала Алджернону Обри, но любящий сын всегда одолжит на такое верное дело.
— Меня не возьмете? — осведомился он.
— Пожалуйста, с удовольствием. Это в Сент-Джон-вуд.
— Вот как? Значит, недалеко от меня.
— Сейчас посмотрю адрес. Да, Магнолия-роуд, 43. Чуткий к знакам и знамениям, Бинго подскочил. Последние сомнения исчезли.
— Ну, знаете! — воскликнул он. — Я живу в