в глаза, когда лжешь, говорить сбивчиво и разными словами, больше жестов-иллюстраторов. Человек, который сообщает заранее подготовленную легенду, обычно выдает ее заученными словами, как стихотворение, зажат и не может двигаться свободно. Тот, кто пересказывает действительно пережитые события, делает это всегда по-разному и помогает себе руками. Когда мы переживаем что-то заново, то припоминаем новые детали, на что-то смотрим иначе, соединяем в иную последовательность и по-другому интерпретируем. Пережитые события всегда вызывают эмоции, но их оттенки меняются при воспоминаниях.
– О чем ты с ним говорил? Испанцы утверждают, ты вел себя так, словно вы знакомы.
– Я пытался уговорить его сдаться.
– Уговорить сдаться? – с тяжелой горечью проронил Кристоф и покачал головой, словно думая: «Что мне с тобой делать?»
Эмиль уронил локоть на край стола и устало оперся лбом в кулак.
– А теперь все то же самое, только в обратном порядке.
Эмиль, не дрогнув, исполнил просьбу: слово в слово повторил свою сказку, предложение за предложением, начиная с конца. Обычно к такому методу прибегали при допросах самых отчаянных лгунов. Правильно пересказать в обратном порядке ложь мог только гений и тот, кто говорил правду, ведь он хорошо видит события перед внутренним зрением, если они произошли на самом деле, а не выдуманы.
– Эмиль, ты разучился врать, – сказал Кристоф и положил перед ним какую-то бумажку. – Что с тобой? Влюбился?
– Что это? – Эмиль не шелохнулся.
– Заявление на тебя от Сержа Редда. Ты пристаешь к его дочери?
Эмиль убрал от лица кулак и искоса посмотрел сначала на заявление Редда, а потом на дядю.
– Рассказывай правду, Эмиль. Тот, в черном трико, дрался, как чертов Саб-Зиро. Аксель Редда – чемпионка по карате. Это она была в Прадо? Интернет забит роликами из музея, изо всех дыр лезет эта ваша драка в зале Веласкеса!
Кристоф грохнул по столу ладонью так, что Вера вздрогнула.
Эмиль вскочил и тоже стукнул по столу кулаком. Получилось очень громко, будто что-то треснуло: то ли столешница, то ли, что еще хуже, – его кости.
– Этот упырь Редда насилует свою дочь! – прокричал он. – У нее мозги набекрень от такой жизни, и никто не вмешивается.
– С чего ты это взял?!
– Нет, черт возьми, это ее идея. Она хотела себя подставить, чтобы ее там взяли, как убийцу, хотела получить пожизненный срок и наконец покончить с той жизнью, которую вынуждена влачить.
– Откуда у тебя такая уверенность, что отец насилует дочь? Ты опять влез в чужую квартиру? Понаставил жучков и камер? Кого хрена ты разбазариваешь полицейский фонд?
– Нахер мне ваши системы слежения, они у вас стремные и никуда не годятся. У меня все свое!
Кристоф смотрел на него с минуту, хмурился, очевидно, задумавшись над словами племянника.
– Откуда ты это взял… про Редда и его дочь? – спросил он негромко.
Эмиль с ненавистью гипнотизировал Кристофа. Рот его сжался, стал, точно лезвие бритвы, синяки под глазами обозначились сильнее, на глаза упали лохматые волосы.
– Просто знаю и все, – упрямо проронил он.
– Доказательства?
– Их нет… пока.
– И что мне с этим всем делать теперь? Как быть с испанскими властями? Они требуют, чтобы мы включились в расследование и перевернули Париж вверх дном. Теперь они считают, что «Мадридский «Крик» отсюда! А приволок его ты.
– Я сделаю все, что в моих силах. Но Мадридский «Крик» не Аксель Редда, она не убийца, а… нечто другое, на убийство она неспособна.
– Я должен ее арестовать.
– Нет! За что? Она никого не тронула! Она играла в подражателя! – Эмиль вскочил, закружив вперед-назад перед столом, схватился за спинку стула и отбросил его в сторону.
– Я вынужден, Эмиль. То, что она сделала, как минимум, – хулиганство. Международного масштаба. Она проникла с ножом в музей и перепугала кучу народа. А ты ей в этом помог – молодец! Я вынужден ее арестовать.
– И похерить единственную возможность поймать мадридского головореза? – Эмиль припал ладонями к столу. – Думаешь, я бы не взял ее сам? Мне ничего не стоило скрутить ей руки, еще когда она сидела напротив двери туалета.
– Объясни, что ты хочешь сказать! Объясни толком! Довольно юлить. Ты забываешь: я в первую очередь начальник полиции, а только потом твой дядя, Эмиль.
– Она, возможно, имеет к нему какое-то отношение, – процедил сквозь зубы тот.
– Скажи мне, где ты разглядел эту связь? Если не выложишь на стол все карты, Эмиль, я тебе не помощник. Арестую к чертям, и ей быстро развяжут язык.
– Ты совершишь ошибку! Она абсолютно нечувствительна ни к боли, ни к страху. Ты ей только услугу окажешь. Она же провокаторша! А настоящий убийца останется на свободе.
– Настоящий убийца – дело мадридской полиции. – Кристоф не хотел этого говорить, но Эмиль его измучил. Вера смотрела на них, вжав голову в плечи.
Эмиль темнил. Он до сих пор не поведал подробности о взломанном ноутбуке Юбера, не рассказал о видео, что было прислано неведомо кем, о визите Аксель Редда в бюро. Кристоф не мог создать полноценного мнения о произошедшем. Как расценить поступки Аксель? Как расшифровать ее поведение? Для комиссара Аксель Редда была хулиганкой, а Эмиль – взбалмошным племянником, влюбленным в нее.
Эмиль вышагивал вдоль стола, сосредоточенно думая, он поднял стул и, поставив спинкой вперед, оседлал его. Некоторое время он сидел молча, словно взвешивая свой следующий ход.
– Ее мать организовывала в Прадо выставки молодых талантов, – начал он тихо. – Каждое лето они семьей отдыхали в Мадриде. Аска с детства ездила туда, знает этот город, как свою ладонь. В Прадо ориентируется так, словно прожила в нем всю жизнь. Когда ребенком исследуешь какое-нибудь пространство, вкладываешь в этот процесс всю свою бескрайнюю детскую душу. Она знает Прадо, каждый его закуток и коридор, тайные проходы, которых нет на планах. Ведь здание строилось в начале девятнадцатого века… Она смогла уйти вчера только поэтому – каким-то образом узнала о шахтах в стенах, что идут вдоль туалетных комнат. О них не знала ни охрана, ни те, кто сто лет работает в музее. Спустилась со второго на первый этаж – с верхнего в нижний туалет, в кабинке сняла свой костюм и преспокойно смешалась с толпой, которую в этот момент эвакуировали из здания группа GEO[16].
– И после этого ты утверждаешь, что она не Мадридский «Крик»? – Лицо Кристофа стало каменным.
– Не она.
– Тогда кто?
– Не знаю. Но узнаю, – сказал Эмиль и добавил, зло отчеканив: – Если мне никто не будет мешать.
Вера едва сдержала возмущенный вздох. Не скажет, он ничего не скажет Кристофу! Сам будет разгребать. Упрямец
