золотом шнуре с кистями у правого кармана, я мгновенно сориентировался. Вот это птичка высокого полета! На знаке должности фигура орла и короны над его головами были украшены бриллиантами. Ошибки быть не могло.
— Алексей Иоаннович, ваша светлость, — служащий с достоинством поклонился. — Борис Владимирович Шрюмер, обер-камергер Императорского двора.
Это один из высших чинов при дворе, и обер-камергеров во дворце по традиции было всего трое.
— Рад знакомству, ваше высокопревосходительство, — кивнул я. — Быть встреченным столь влиятельным лицом для меня — большая честь.
И я не лукавил. Чин обер-камергера носили Меншиков, Долгоруков, Бирон, Шереметев… В позапрошлом столетии это был едва ли не самый высокий придворный ранг. Обер-камергер руководил придворными кавалерами и представлял членам императорской фамилии тех, кто получил право на аудиенцию.
Меня встречали официально. Значит, и аудиенция намечалась вполне основательная.
Шрюмер сдержанно улыбнулся.
— Прошу за мной, ваша светлость. Ваша аудиенция состоится через пятнадцать минут.
Ворон считать было некогда. Пятнадцатиминутный запас — это критически мало, когда речь шла о приеме во дворце. Сначала добраться куда следует, пройти проверку безопасности, выслушать инструкции… Хотя, быть может, удастся проскочить пару пунктов.
Меня повели через боковой вход, и мы оказались в сети коридоров, затем поднялись по скромной лесенке на второй этаж, снова попетляли — все это наша свита только увеличивалась. И, наконец, когда интерьеры вокруг стали настолько роскошными и блестящими, что захотелось надеть солнцезащитные очки, обер-камергер остановился перед высокими белыми с позолотой дверями.
— Алексей Иоаннович, вскоре вы окажетесь на заседании Совета регентов под председательством великого князя Федора Николаевича. Вам известны лица, которым вы будете представлены?
— В большинстве своем заочно, — ответил я.
Разумеется, я знал приблизительный состав Совета регентов. Основных членов Совета было семеро, но на некоторые заседания могли приглашать и других лиц — все зависело от повестки.
— Когда Совет будет готов вас принять, я представлю вас. Помните, что хотя главой Совета является великий князь Федор Николаевич, вы обязаны отвечать на любые вопросы по требованию любого из присутствующих. Вам запрещено обращаться первым — дождитесь, пока к вам обратятся. Титулы и обращения, полагаю, вы помните.
— Конечно, ваше высокопревосходительство.
Нет, я, конечно, жил вдали от столицы, но не совсем же деревенщиной рос! Матушка позаботилась о том, чтобы содержание Табели о рангах отскакивало у нас от зубов, даже если разбудить среди ночи.
И не только об этом — у нас в кабинете были целые альбомы с вырезками из газет, фотографиями и статьями, посвященными каждой из влиятельных персон. Аристократия — сообщество не такое уж малочисленное, но ошибаться в титулах, обращениях, именах и фамилиях нельзя. Позор.
— Борис Владимирович! Сколько лет, сколько зим…
Я улыбнулся, услышав мягкий голос матушки. Ее заставили наклеить на туфли специальные войлочные набойки, чтобы не портить драгоценный паркет, поэтому ее шаги оказались тихими.
Обер-камергер вытянулся по струнке и попытался втянуть живот, что выглядело несколько забавно. Когда матушка — счастливая, цветущая и, в отличие от меня, все еще великолепно выглядящая, подошла к нам, Шрюмер поклонился ей и поцеловал протянутую руку.
— Анна Николаевна, ваша светлость… Вы словно солнце в пасмурный день.
— Такая же неуловимая? — улыбнулась матушка.
— Столь же редкий, но желанный гость, ваша светлость. Наставляю пока что вашего сына…
Светлейшая княгиня снисходительно улыбнулась.
— Можете быть спокойны, Борис Владимирович. Алексей Иоаннович усвоил все необходимые уроки, а преподавала их ему я. Кроме того, я рассчитываю попасть на аудиенцию вместе с сыном и имею на это право по закону.
— Разумеется, Анна Николаевна, — расплылся в улыбке обер-камергер. — Совет регентов проинформирован об обстоятельствах. Уверен, вам не станут чинить препятствий.
Ага, пусть только рискнут. Рюмин и так уже был в курсе, что на нас лучше не давить, а сейчас я и вовсе превратился в необычную фигуру, в которой стали заинтересованы абсолютно все. Так что и с матушкой шутить не позволю. Она еще вернет свое влияние при дворе.
Тем временем из дверей тихо вышел еще один придворный в ливрее камер-юнкера и подал замысловатый знак Шрюмеру. Тот кивнул.
— Анна Николаевна, Алексей Иоаннович, Совет регентов готова вас принять. Разрешите мне вас представить.
Двое гвардейцев открыли перед нами двери. Первым вошел обер-камергер, гордо неся свой усыпанный бриллиантами ключ, мы двинулись следом.
Совет заседал в Белом зале — большой вытянутой прямоугольной комнате, где в окружении различных произведений искусства находился длинный стол из белого мрамора, за которым собрались самые важные люди государства.
— Светлейший князь Балтийский Алексей Иоаннович Николаев и светлейшая княгиня Балтийская Анна Николаевна Николаева! — объявил Шрюмер, затем поклонился и был таков. Двери закрылись.
Я поклонился, матушка присела в реверансе. Теперь оставалось только ждать, когда к нам обратятся. Придворный протокол, что поделать.
Дядюшка Федор Николаевич восседал во главе стола. Рядом с ним устроился секретарь Рюмин. Судя по всему, князь не забыл нашей последней встречи, и сейчас явно был не особенно рад меня видеть.
По левую сторону стола сидели трое. Я узнал главу Министерства внутренних дел князя Семена Харитоновича Кутайсова — довольно молодого для этого назначения мужчину с темными, почти черными, глазами на усталом смуглом лице. К слову, в его перстне был алмаз особой, «магической» огранки.
Рядом с ним сидел князь Василий Платонович Мещерский — глава Четвертого отделения и главный дворянский цербер. Тоже обладатель Алмазного ранга. Пожилой мужчина, но назвать его дедом язык не поворачивался: подтянутый, в идеальной форме с накрахмаленным воротником, с такой прямой осанкой, что любая балерина позавидует. Мещерский молча глядел на меня, словно пытался что-то прочитать на моем лице. Оно и понятно: я уже не раз попадал в поле зрения его ведомства.
Последней на этой половине стола сидела не известная мне женщина. Лет пятидесяти, некрасивая, но харизматичная. Сухая, как щепка, в гражданской одежде, но я бы поставил сотню, что она тоже принадлежала к какому-то силовому ведомству. Сквозила в ней какая-то характерная жесткость…
Напротив них тоже было трое, и здесь я тоже узнал только двоих. Молодая императрица Надежда Федоровна, она же до замужества Виктория Английская, с интересом поглядывала на нас с матерью. Она была миловидной, дет двадцати с небольшим, но до титула английской розы ей все же было далеко. Еще я знал, что она не успела хорошо выучить русский язык, хотя очень старалась. И ее присутствие сегодня было несколько странным. Какое ей до меня дело, если ее задача — заботиться о больном
