Книга Психофора - Азазеля Кости

или всегда оставался таким. В потоке событий теряется нить распутывающегося путеводного клубка. Эта нить путается внутри себя и с другими нитями из ниоткуда взявшихся клубков, завязываются узлы, из них образуются новые, порочные, точно метастазы, клубки. Спустя бесчисленное количество попыток распутать месиво, найти свою ту самую нить, наконец получается добраться до нее, но вдруг оказывается, что сам клубок больше не собирается катиться. Толкай, не толкай, кричи, приказывай. Клубок стоит на месте, будто вросший в бетон и землю.

— И вообще, очень заметно, что вы смотрите на Психофору так, будто бы она прилетела впервые, — говорил юрист.

— А разве нет? — удивился Дмитрий. — Подобное не могло пройти незамеченным.

— Ой ли? — усмехнулся Эобард.

По пешеходной улице сюрреалистичным парадом шагали фантасмагоричные создания. Некоторых из них назвать существами было бы крайне опрометчиво.

— А ведь ты их сразу и не заметил, да? — улыбался юрист.

Однако не все из прохожих разделяли удивление или испуг молодых людей. Некоторые были поглощены экранами телефонов, наушников, кто-то с головой погрузился в беседу, другие же смотрели пустыми глазами вперед — их суровая реальность успела потрепать задолго до прилета Психофоры. Те же, кто не растерял бдительности, те, кто не запутался в рутине и бесконечных потоках информации, чей хребет не надломился от постоянных ударов судьбы, чей разум пылает жаждой жизни не как процесса жизнедеятельности, а как непрерывного потока впечатлений и постижений, давно выпали из ритма повседневности. Сети Психофоры захватили их самыми первыми.

Они судорожно оглядывались, отчаянно пытались удержать в себе вопль ужаса, видя вокруг себя людей, которых вовсе не заботила вакханалия вокруг. Они боролись с мыслью, что безумие уже внутри их мозгов, и понемногу дробит рассудок.

Они встретили плюс тридцать в феврале, видели над головой ночную тьму в полдень, видели сверкающий дождь, идущий во всех направлениях и сопровождаемый ангельской трелью. Они видели гигантскую черную многоножку, ползущей по темным закоулкам, теряющей куски своей плоти, а за ней бежали, спотыкаясь, толпы наркоманов с гниющими венами и жадно пожирали слизкое мясо. Перед ними шагали эфемерные великаны, чьи ноги крошили чужеродные здания неевклидовой геометрии, но эти же ступни рассыпались при контакте с привычными постройками. Они видели двери, распахивающиеся в воздухе, а в их проемах виднелись пляжи неведомых миров с пирующими плотоядными тварями. За столиком в знакомой кофейне сидели бескожие незнакомцы и вливали в дырявые шеи кипящий, обжигающий напиток.

Крысы размером с собаку и с искрящим желтым безумием глазами, прогрызали в стенах дырки с игольное ушко и просачивались в них, словно дым. Из открытых бутылок газировок вырывались с диким хохотом джинны, сотканные из пузырьков углекислого газа, и утягивали с собой в пучины напитка страдающих от жажды бедолаг. Люди с глазами по всему телу, и прохожие вовсе без лиц. Уличные музыканты-манекены, играющие на живых, извивающихся инструментах.

Где-то воистину гениальный художник пишет новый «Сад земных наслаждений». Но этот триптих создается не в назидание, а с целью поймать мимолетное наваждение. Запечатлеть то, что в обыденности обязано являться галлюцинациями, но сегодня почему-то стало явью.

Новому триптиху не суждено висеть в музеях, за него не будут сражаться на аукционах. Ему, преданному забвению, долго и медленно гнить на заброшенном чердаке. Если мир уцелеет после полета Психофоры, то следует ритуально похоронить изображение концентрированного хаоса, чтобы хоть как-то его одолеть. Предаться спасительному самообману, пока спустя десятилетия память о комете не выветрится из мыслей новых поколений.

— Откуда они здесь все? — Диана боялась пересечься взглядом с кем-то из «пришельцев».

— В смысле, откуда? — удивился Эобард. — А ты откуда?

— Ну… с самого начала… — отвечала Диана.

— Какого начала?

— Своего начала.

— И почему они не могли тут быть с самого своего начала? — поинтересовался Эобард. — Потому, что ты их не видела, дай угадаю? Так и они тебя могли вполне себе не видеть.

— Они не выглядят испуганными, — возражал Дмитрий.

— Ты знаешь их повадки, разбираешься в мимике? То-то, — закончил Эобард, когда Дмитрий не нашел, что ответить. — Очень возможно, что они испуганы не меньше вашего.

— А вы не испуганы? — спросила Диана.

— Я видел уже такое, дорогая, а умею еще больше. Пожалуй, я больше должен бояться себя самого, чем этих бредущих по своим делам прохожих.

Они остановились на красный свет светофора. На проезжей части образовалась небольшая, но плотная пробка. В очереди на проезд стоял военный пассажирский грузовик. Газ, тормоз, газ, тормоз. Стоило ему только двинуться с места, как приходилось останавливаться.

Грузовик медленно полз по ходу движения. Из-за бликов на окнах разглядеть водителя не представлялось возможным, а пассажиров прятал темно-зеленых навес, который, однако, был изорван в труху в самом конце кузова. Через дыру-то и удалось разглядеть вояк.

Автомобиль еще немного продвинулся, показав задний бампер, а из кузова на юриста и его клиентов смотрели обезумевшие живые глаза застывших металлических солдат.

— Они живые? — с ужасом глядя на слезящиеся глаза литых фигур, спросила Диана.

— Думаю, да, — пожал плечами Эобард. — Либо они, либо те, кто внутри них.

— Какой смысл от таких костюмов и от таких солдат в принципе? — недоумевал Дмитрий.

— А этим бедолагам не суждено стать ветеранами. Им суждено стать героями. В их честь поставят безымянные памятники, насыплют курганы, придумают песни, напишут картины. Возможно, мы последние, кто видит их глаза, — вздохнул юрист.

— Разве мы с кем-то воюем? — спросил Евгений.

— Что ты имеешь в виду под «мы»? Знаешь, война всегда где-то идет, — вздохнул юрист. — Сегодня одним посчастливилось набрать новых рекрутов, другим же не повезло угодить в новобранцы.

— И куда они тогда отправятся? — уточнил Евгений.

— Хочешь вместе с ними? — усмехнулся Эобард.

— Нет, юморист, мне интересно, что за место, в котором они окажутся.

— Кто знает, — пожал плечами Эобард. — Я не могу знать про каждый конфликт во всех вселенных.

— А сколько их? Вселенных? — спросил Евгений.

— Философский вопрос, — вздохнул юрист. — Вселенная — это не просто механизм с конкретными запчастями в лице атомов или чего-то помельче. Сколько вселенных? А сколько мыслей в мире у всех людей и за всю историю? Как отмерить начало мысли и конец? В чем ее сущность? Ты задаешь вопрос, а сам не понимаешь его сути.

— И какой вопрос тогда правильный? — уточнил Евгений.

Эобард расхохотался:

— Отличный подход, дружище! Я думаю, с таким вопросом тебе нужно обратиться к кому-то более могущественному, чем я.

— Богу? — спросил Дмитрий.

— Что-то вроде, — пожал плечами юрист.

— А сам ты откуда, юрист? — вдруг спросил Евгений.

— Откуда я? — задумался Эобрад. — Родом отсюда. Не из этого города или страны, — уточнял юрист. — Скорее… из этих форм, не знаю, как