мы его просто обойдем. И мы начали обходить еще левее. День был просто чудесный, теплый, но не знойный, как это бывало в Закарпатье во второй половине лета. Мы как следует перекусили и вполне довольные продолжали свой путь. Прошли довольно много, прежде чем вышли к удобному броду через злополучный ручей. Я перенес сестренку, а Мишка перешел сам. Наконец мы вышли из леса, и вдалеке я увидел село, которое показалось мне знакомым. Судя по всему, это было Лалово.
Почему я говорю так уверенно? Просто мы уже несколько раз бывали в этих местах с отцом во время скитаний на охоте и в походах за грибами. То, что я узнал Лалово, было и хорошо, и плохо. Хорошо потому, что я твердо знал, куда нам идти, а плохо, по той причине, что до дома было далеко. Однако времени у нас было еще много — солнце едва перевалило зенит. Правда, все уже порядочно устали и хотели пить. И тут мы подошли к подножию невысокой пологой горки.
Такие горушки здесь называли «винницами». Они, обычно, были сплошь засажены виноградниками. На этой горке виноградника не было.
Я помнил ее. Однажды, когда выпал достаточно глубокий снег, мы катались здесь на лыжах. Она была самой близкой к Мукачево, и почти единственной, расположенной на равнине. Западнее от нее был только Паланок, со знаменитой крепостью на вершине. Но зато на этой горке мы обнаружили целую поляну созревшей земляники, на которую мы ту же с жадностью набросились. Ах, как это было чудесно.
Летнее тепло, солнечный свет, густой аромат зрелых ягод и их неповторимый вкус. Одним словом, мы эту землянику ели, потом начали баловаться, а потом, разомлевшие, даже задремали. Когда я открыл глаза, солнце уже заметно клонилось к горизонту. Я растолкал сестренку и Мишку, и мы поспешили домой.
Жаль только, что идти до него оставалось еще очень много. Чтобы выбрать наиболее короткий путь, мы взобрались на вершинку. Отсюда все окрестности были видны как на ладони. И горы на востоке, и равнина на западе, и сам город с черепичными крышами, но еще далеко.
А дальше все было не очень интересно.
Когда мы, наконец, пришли домой, уже окончательно стемнело. То есть были не сумерки, а настоящая ночь. Я не знаю, как встретили Мишку, а нас с сестрой встретила встревоженная мама с мокрым от слез лицом. Отца не было.
На мой вопрос:
— Где папа?
Мама ответила, что он побежал в «военный» лес искать нас с ружьем.
Скоро пришел и отец, от него пахло порохом. Он сказал, что в лесу пару раз выстрелил, чтобы мы могли его услышать.
Что удивительно: я не помню, чтобы родители меня ругали. Видимо, сначала на радостях, а потом поняли, в чем было дело. Я рассказал родителям о нашем путешествии.
При моем упоминании о селе Лалово, отец удивленно воскликнул:
— Вон вы в какую даль забрались!
Мама хотела нас накормить, но мы наотрез отказались, заявив, что объелись земляникой.
Так закончился этот поход. Но сестренку я старался с собой больше не брать.
На пасеке
Я закончил второй класс с отличными оценками, и родители подарили мне детский фотоаппарат. Только успел вставить в него пленку и уже готовился приступить к своей первой, как говорят сейчас, фотосессии. Ездить в пионерлагерь я уже престал, и, как утверждала мама, слонялся без дела со своими приятелями. Тетя Лена Болото предложила мне поехать вместе со своим сыном на пасеку. Я согласился и предложил третьим взять нашего общего приятеля Сашу Рубанова.
В ближайший выходной мы втроем, в сопровождении тети Лены, погрузились в автобус и отправились в горы. Я не помню, было ли это село с одноименным названием Пасека, или это было другое село, но пасека там была точно. И это было в Карпатах.
Сразу по приезду в село мой фотоаппарат вызвал невиданный ажиотаж среди местных ребят. Каждый хотел сфотографироваться. Сначала в одиночку, а потом вместе с друзьями. На первых порах я был даже рад своей неожиданной популярности. Но через пару десятков снимков внутри фотоаппарата что-то хрустнуло, и я с огорчением понял, что моя фотосессия на этом завершилась. То ли пленка просто закончилась, то ли, что еще хуже, она оборвалась. В любом случае я понял, что больше ни одного кадра мне получить не удастся. Но желающих сфотографироваться ребят как будто и не убавлялось. Больше того, когда я попытался объяснить, что никого сфотографировать я больше не смогу, на меня стали сильно обижаться. Появились очень недовольные местные мальчишки, которые уже сжимали кулаки, и продолжением этого, вполне возможно, случилась бы драка. И тогда я совершил свое первое должностное «преступление».
Я продолжил фотосессию. Когда я сделал еще с полсотни щелчков фотоаппарата, количество желающих сошло на нет, и, даже не поинтересовавшись, когда будут готовы снимки, все энтузиасты разошлись. Правда, Саша заподозрил неладное и поинтересовался, как это мне удалось сделать так много снимков на одну пленку. И я ему честно во всем признался.
Когда мы пришли, наконец, на пасеку, я засунул свой фотоаппарат поглубже в сумку и больше о нем не вспоминал. По приезду домой, я все-таки проявил злополучную пленку, но оказалось, что она засвечена. Вся до последнего кадра.
Мы поселились в избушке пасечника, сооруженной в прямой видимости от ульев. Пасечник, дальний родственник или даже просто знакомый тети Лены, особой заботой о нас себя не утруждал. Он приходил нас проведать раз в день, приносил свежий хлеб и банку парного молока, проверял, все ли в порядке с пчелами, и отправлялся в село, где у него, очевидно, были более важные дела.
А мы всю неделю наслаждались абсолютной свободой. Мы купались в соседнем крохотном ручье, где из камней была сооружена небольшая запруда, в результате чего вода в нем доходила до колена. Регулярно питались. Пасечник оставил нам достаточно свежего меда из первой выемки, и мы объедались им, что называется, «от пуза». А со свежим хлебом и молоком это было просто пиршество. Ссорились, в силу различий в домашнем распорядке и привычках, мирились, в меру баловались. И вместе отбивались от пчел, когда те в обилии прилетали к нам, привлеченные запахом ароматного меда. Поначалу мы еще как-то реагировали на каждый довольно болезненный укус, а потом привыкли, и только не без ехидства посматривали друг на друга, замечая значительные изменения на наших лицах.
Когда на следующий выходной приехали наши матери, они нас попросту не узнали. Настолько мы
