года три прошло, может, чуть больше. У нас уже и домофон, и телефон появился, но жили средненько, мы и по сей день так живём. Воровать нечего, даже порой дверь не закрываем, в деревне-то все с открытой дверью живут, я имею в виду, не запирают на засов, разве только на ночь.
Так вот, собралась я однажды в магазин, ветровку надела, обулась, вдруг резко в дверь звонят, не в домофон, а в дверь, да так настойчиво. Я не успела выкрикнуть, что дверь открыта, как трое крепышей с автоматами, в камуфляжной форме, лиц не видать, маски натянуты, один из них меня к стене прижал своим автоматом, я и спустилась по стеночке, на пол сползла от страха, ноги подкосились, а те, двое других, по комнатам разбежались. Я понять ничего не могу, только один звук и выходит из меня: «А-а-а-а…».
— Молчи, — хватает меня за ветровку и пытается поднять, я сопротивляюсь, снова вниз скатываюсь, чуть не задыхаясь в ветровке, ноги словно не мои — ватные какие-то сделались. Ну всё, думаю, грабить пришли и убьют за одно, а за что не пойму. И что только в моей голове не промелькнуло. Попрощалась с жизнью, хорошо, думаю, хоть сына вырастить успела. А этот, что прижал, спрашивает: «Кто с тобой?»
— Никто, — отвечаю испуганным голосом, — одна я. Никого дома нет, кроме меня, — повторяю. Промелькнуло, а вдруг что-то муж натворил, ну там КамАЗ угнали у него, а теперь пришли. В то время ух что творилось… Не зря же железные решетки на окна люди понаделали, а кто побогаче, сигнализацию поставил.
— Ребята, — наконец пересилила я себя, когда они уже втроем смотрели на меня в недоумении, — а что случилось? Я вам чем-то могу помочь? — не знаю, почему я так спросила.
— Ты нам скажи, что у вас с сигнализацией?
— Да какая сигнализация, мы квартиру-то не всегда закрываем. — Тут я не выдержала и разревелась. И даже не от того, что испытала такой жуткий шок, а, скорее всего, от их поведения, грубого, резкого, ведь приняли за квартирную воровку. Так накинулись. Так накинулись…
Второпях попросили прощения и удалились так же быстро, как и вломились. Недоразумение вышло. Простила. Улыбнулись, что не ту «десятку» спасать пришли. Этот случай я, пожалуй, не забуду никогда. Далеко не те ребята с улыбкой на лице, что приносили кухонный гарнитур.
А совсем недавно за нашим домом выросла огромная десятиэтажка, на углу которой крепится номерной знак с надписью: «Карла Ильмера, ДЕСЯТЬ дробь три». И что они на этих десятках помешались, подумала я, но извещения, письма, которые порой путает почтальонка и несёт в мой почтовый ящик, исправно доношу до адресата.
Чёрная полоса
День тёплый, сентябрьский, я совсем малышка, помогаю маме копать картошку. А так хочется побегать по улице, поиграть с девчонками в классики, попрыгать на скакалке, но знаю и о том, что у нас три здоровущих огорода, на которых много посажено картошки. И надо успеть выкопать, а совсем скоро повалит снег. Бывало, как-то и в снег копали…
— И зачем её столько много насадили? — укоризненно спрашиваю маму.
— А затем, доченька, картошка нас спасёт, особенно в этот год.
Мама приподнимается с четверенек, расправляет спину и досадно поглядывает на стайку, которая находится с одной стороны огорода. Что у неё на уме, я не знаю. Смотрю и я на стайку, представляю, если бы и стайки не было, то ещё бы у-у-у какую площадь надо было засадить картошкой.
Стайка мне наша совсем не нравится, она почти вся чёрная, жадный огонь облизал своим жгучим языком. Но её успели спасти, а вот дом? Дом нет. Тот весь сгорел, сгорел дотла, как раз в ночь на мой день рождения, седьмого мая. Как бы хотелось не вспоминать, но, наверное, никогда не забудется этот пожар. Ладно бы в какой другой день, а то… Кстати, не нравился мне и наш теперешний дом, он какой-то длинный и совсем не родной. Барак есть барак, на два хозяина, хорошо хоть соседи порядочные попались. Жили дружно. Впрочем, я не помню, чтобы мои родители когда-то с кем-то ругались. Такого просто никогда не было. Да они и меж собой не бранились. А может, и ругались, да не при нас.
А всё-таки в этом бараке были свои прелести. Благодаря высоченному потолку я смело заводила туда Белоножку, моего любимого коня (коней у нас двое было). Проводила его по всем комнатам, знакомила с домашней утварью. Даже рассказывала, кто на какой кровати спит. Порой сахаром комковым кормила. Но это когда папа с мамой на работе, а Серёжка, брат, в школе. Он на три года старше меня. Помню, даже стоя на коне мог ездить, а я нет — боялась, но без узды ездила. Конь умный был — военный.
Так вот, в этот день мы почему-то с мамой одни картошку копали, наверное, Серёжка был в школе, а папа на работе, а почему мама дома? Скорее всего, по графику дежурила в смену, она на тот момент сторожем работала. Машины на складе охраняла и ещё что-то там, не помню, хотя иногда я ходила с ней на работу. Интересно было. Но она и там без дела не сидела, зимой дрова таскала, печь топила, снег чистила, это помимо того, что всю территорию надо обойти, а обходила она её ох как часто. Я, бывало, скажу: «Мам, а давай не пойдём, кому надо в такой холод через забор лазить».
— Нет, доченька, — скажет она, — раз положено, так положено. Честная была во всём и везде.
Солнышко пригревало, время близилось к обеду, мы вроде бы уже на чуток передохнуть собрались, подустали, да и чайку надо попить. Корова Белянка, крупная, комолая, находилась в ограде. Наверное, Белянкой назвали из-за её белой миловидной мордашки, а ещё по обеим сторонам её боков были огромные белые пятна, и ноги у неё белые. Она ходила по ограде и пощипывала травку.
Вдруг слышим, Белянка стала закашливаться и кхыкать необычно, да так громко. Я такого и не слышала раньше. Мама кинулась к ней, я за мамой. Тоже запереживала, поняла, что-то неладное случилось.
— О господи! — всплеснула руками она, и залезла рукой в самое горло коровы. Но ничего не получалось, Белянка истошно продолжала кашлять. Мама то мяла ей бока, то снова по локоть лезла в горло. Мне было страшно всё это видеть, а чем помочь, я просто не знала. Видела её испуганное лицо, она
