На Краснопресненской, в Доме Правительства, приятнее всего. Калории в меню не указаны, кресла в столовой очень хороши – не утонешь, но и задницу не отсидишь. Можешь есть в общем зале, а надо – тебе накроют в отдельном кабинете. Цены тут еще демократичнее, чем в Кремле, а ассортимент примерно на том же уровне. Плюс несколько приятных чисто местных ноу-хау, в том числе фирменные блинчики с икрой (не только на Масленицу!) и горизонтальные телеэкраны, вмонтированные в столешницы: не надо задирать голову, как в Думе, рискуя пронести ложку мимо рта; можешь спокойно есть и ронять крошки на голову диктора…
Короче говоря, завтракать умному человеку рекомендую в Кремле, ужинать лучше на Краснопресненской. Ну а дневной голод, если уж приспичит, можно утолить в Государственной Думе на Охотном ряду.
Однако сегодня меня занесло спозаранку именно на Охотный ряд, и я отхватил почти весь набор утренних удовольствий.
Бог упас меня от полотеров, зато верхний буфет был безнадежно закрыт. Никого и ничего. Ругнувшись черными словами, я поплелся в вип-столовую, предвидя грядущее хамство: даже когда депутатская кормушка пустовала, здешние тетки обслуживали публику с гостевыми картами до того неприязненно, что кусок не лез в горло. Если же у касс возникала хоть малейшая очередь, тетки начинали и вовсе глядеть сквозь нас, а замечать лишь людей с депутатскими висюльками… Думаете, я не мог бы сделать себе пластик высокого ранга, чтобы эти дряни передо мной стелились? Я – и не мог бы? Мог бы! Мог. Хоть президентский. Просто не люблю высовываться из толпы по ерунде. «Мы неизвестны, но нас узнают. Нас почитают умершими, но мы живы в великом терпении…» Золотые слова. Терпи, Желтков. По части терпения ты всегда был великим мастером. У тебя есть то, чего у них нет и не будет. Лик твой ужасен, путь твой высок, да пребудет с тобой сила…
– Что вы мне суете? Нет у меня девяноста копеек сдачи, – буркнула тетка на кассе.
Оттого, что на моем лацкане отсутствовал депутатский значок, мегера со мною не церемонилась.
– Не надо мне ваших копеек. – Я постарался сдержать себя, не расплескав силу. – Просто выбейте мне салат из свежих помидоров, вот этого заливного угря и чашку кофе.
– Я не имею права отпустить вас без сдачи, – нервно ответила кассирша. – У нас не городской общепит, у нас Государственная Дума России. Возьмите что-нибудь еще на эти деньги.
– Да что тут можно взять – на 90 копеек?
– Хлеб можно, девять кусков. Хороший хлеб, свежий.
– Зачем мне его столько? Я хлеба почти не ем. Что я с ним, по-вашему, буду делать?
– А я откуда знаю? Что хотите. Голубей покормите… Ну так мне выбивать или вы отойдете от кассы? За вами уже два депутата!..
В результате я унес за свой столик целый поднос с большой горой хлеба. Чтобы не приниматься за нежного угря сразу после склоки – половины вкуса не почувствуешь, – я насадил на вилку помидорную дольку, окунул ее в лужицу сметаны, отправил в рот и развернул с тыла «Московский листок». Курс доллара, погода, визит в Москву и.о. генсека ООН, автомобильная пробка на Новом Арбате, вышел двенадцатый «Гарри Поттер», жена Звягинцева обвиняет ФСБ… Что за День Сурка? Я про все про это уже читал!
Я заглянул на первую страницу. Так и есть! Опять! Мне снова всучили вчерашний номер! Ну, Дума, погоди, разозлился я. Придет час. Рано или поздно тебя разгонят вместе с твоими кассиршами, твоими киоскершами, твоими полотерами и твоими полузасохшими цветочками демократии. По моим наметкам, Россию вскоре ждет сильная рука с большой вертикальной метлой власти. А при наличии метлы зачем нам еще веник? Архитектурное излишество. Кстати, это неплохая метафора, надо запомнить и вставить в новую статью. Может, даже в заголовок. «Метла верзус веник»? Нет, бестолочи не знают языков. «Метла против веника»? «Метла вместо веника»?
– А, привет, Гоголь-моголь! – прозвучало над ухом.
Полоскин, кто же еще? Консультант-кремленолог с вечным пончиком в руке. Всем придумывает клички, и сам же над ними первый хихикает. Премьер у него почему-то Борман, спикер Думы – Унтер, президент – Волька-ибн-Хоттаб, а из желтка моей фамилии он еще лет сто лет назад сбил себе гоголь-моголь.
– Привет, Штаны в полоску! – традиционно ответил я.
– Видел тебя вчера по ящику, – шутовски поклонился кремленолог. – Ну прямо звезда экрана. Я смотрю, тебя к малолеткам потянуло.
– Так ты разве не знал? Гумберт – мое второе имя, – парировал я. – Гэ Гэ Желтков.
– А как твой джихад? Все ли олигархи уже на нарах?
Полоскин намекал на последний цикл моих статей, имевший немалый резонанс. Ко всем толстосумам, мною задетым, Генпрокуратура стала подбирать ключики. Меня начали сравнивать со Слепым Пью из «Острова Сокровищ».
– Маленечко оставил, на развод, – в тон ему проговорил я. – Надо же хоть кому-то за нас платить.
– Разумно, дружище, архиразумно. – Полоскин пожевал пончик и кивнул на газету. – А может, это ты Звягинцева… того-с? Колись, старичок, ведь ты? Перешел от теории к практике? Небось выкрал его, обчистил и на его доллары жрешь теперь своего угря?
– Для меня это не слишком радикально, – помотал я головой. – Обижаешь. Если уж переходить, так сразу к индивидуальному террору. Ледорубом их по башке и – в светлое будущее!
– А потом и до нас, консультантов, доберешься?
– Обещаю, что тебя убью последним, – заверил я Полоскина, и тот, весело ухмыляясь, отбежал вместе со своим пончиком.
Иногда кремленолог злил меня настолько, что я уже был готов его сглазить. Но всякий раз останавливался: он был чересчур полезной балаболкой, из его трепа я извлекал правильные интенции. Пусть погуляет. Вот уж кого я сглазил с наслаждением, так это вчерашнего телевизионщика. Он меня не на шутку унизил. Опустил ниже плинтуса. Он дал мне понять, что в глазах молодежи я стою дешевле, чем какая-то поп-звездочка третьей свежести. За это я кинул в него плохим взглядом и скрестил в кармане средний палец с указательным. Теперь с ним обязательно случится что-нибудь дрянное. Что – не знаю, но случится…
– Доброе утречко! К тебе можно подсесть?
У моего стола в позе суслика замер с подносом Мотя Апфельгауз, директор Координационного Центра По Экономической Стратегии Оборонной Политики. Центр с таким длинным названием состоял из самого Моти, двух его помощников, компьютера и закутка на верхнем этаже Госдумы. Считалось, будто Мотя обслуживает думских випов, Старую площадь и МВД. Он и на самом деле рассылал свои электронные цидульки по важным мейлам, но я был уверен: его прогнозы уничтожаются сразу по приходу вместе с другим спамом.
Впрочем, Апфельгауза я не обижал. Тот был в числе немногих, кому я внушал страх. Древний иудейский инстинкт самосохранения в долговязом, словно антенна, Моте был развит до невероятной степени. Он потрохами чувствовал во мне ток силы. Большинство знакомых меня лишь ненавидели, но этот – боялся. И ухитрялся, несмотря на рост, смотреть на меня снизу вверх.
