— На каком пляже? — робко спросил кто-то из непонятливых. — Зима вроде.
На него даже не обратили внимания. Здесь зима, через несколько часов полета — лето, зной и пляж с пальмами и полуголыми девочками.
— Кто? — спросил «чиновник».
— Не важно... — вздохнул Гоша. — Кто бы ни был. От меня он не уйдет.
— Я о другом спрашиваю, — настаивал «чиновник». — Андрюха этот, он кто? Опять твой кореш?
— Ты можешь помолчать? — заорал Гоша. — Что ты со своими дурацкими приколами в душу лезешь? Олежка, ты ему объясни, кто был для нас мой лучший друг Андрюха, а я больше не могу! — И Гоша вытер слезу.
— А я тоже не знаю, кем он тебе приходился, — пожал плечами Томилин. — Это из этих, твоих новых с Урала?
— Ну а говоришь не знаешь, — махнул рукой Гоша и снова завздыхал, переживая.
— Толком ты можешь объяснить? — спросил Томилин. — Что и как? Какой еще пляж? И ты ради этого нас собрал?
— Нет. Посоветоваться хотел... — Гоша громко высморкался. — Ну тут вроде все свои... — Он оглянулся на сидевших позади «референтов».
— А вы, ребята, почему еще здесь? Для вас в соседней комнате накрыто. — И посмотрел им вслед, когда они, плечистые, с бычьими затылками, настоящие «славянские шкафы», молча поднялись и вышли из гостиной.
— Прямо новую породу вывели, — сказал Гоша. — Московские сторожевые. Теперь ближе к делу, как верно заметил мой последний оставшийся в живых кореш Олежка, которого я пока терплю...
Гости нервно засмеялись. Все они ходили у хозяина в корешах, по крайней мере, считали себя таковыми, и терпение своего босса старались не испытывать. Другое дело — Томилин. Этот постоянно старается быть в центре внимания. Постоянно задирает бедного Гошу.
И ведь доиграется когда-нибудь...
— Слыхали про похищение сына Президента Азербайджана? — спросил Гоша, положив руку на плечо «последнего кореша» Томилина.
— Это тоже ты? — с восхищением спросил кто-то из гостей.
— Ну, — скромно кивнул Гоша. — Отвезли его, как человека, на лучший климатический курорт мира Акапулько, причем за наш счет. Этот сынок с детства, проведенного в Москве, только и мечтал об этом... Представляете? И с ним были мои братки — Серега и Андрюха, уральцы, как тут правильно заметили. Они и проводили с ним воспитательную работу. Поили его, как человека, за счет фирмы текилой. Если кто не пил, рекомендую.
— Как называется? — спросил один из гостей, подобострастно изготовившийся записать в блокнот название напитка.
— Никаких записей! — приказал Гоша. — Так запоминай. Текила. Из кактуса вроде гонят. Можете попробовать. Толян Перегудов, если кто знает, только что мексиканский ресторан открыл. Я там еще не был, но Толян приглашал, приходи, говорит, пока текила настоящая. После Нового года, говорит, уже не отвечаю, из чего ее будут гнать. Во сволочь, а?
Гости вежливо посмеялись.
— А попросил его пару бутылок прислать мне на седьмое ноября в честь Великой революции — не прислал. Так о чем я?
— О воспитательной работе с сыном Президента, — вздохнул Томилин. — Только скажи, как вы его из Баку в Мексику перевезли.
— Секрет фирмы, — засмеялся Гоша. — Мы его просили как человека, как руководителя нефтяной компании повлиять на папочку, чтобы нефть погнать через Россию по нашей системе «Транснефть»...
— По твоей системе, — уточнил Томилин.
— Да что ты мне все личный интерес вяжешь? — снова взъярился Гоша. — Я что, о себе думаю? За Россию обидно! Опять ее во всем обошли. И кто? Да те, кто ей обязан! Хохлы Крым оттяпали, чурки нос воротят, когда речь о нефти заходит... Так что не о себе надо думать. Мы себе коммунизм уже построили, а теперь пора поглядеть, как простые люди живут, как их все кому не лень обворовывают и обижают.
Гоша всхлипнул и размазал по лицу слезы. Гости насмешливо переглянулись. Здесь уже привыкли к подобным экзальтациям хозяина.
— ...Вот и хотели объяснить этому тупому чурке, хоть он и сын Президента, что у нас невиданные возможности. Таможню, налоги на одном коньке объезжаем. Пользуйся, дуралей, пока я добрый! Верно говорю?
— Для кого как, — сказал Томилин. — Я тебе поверил, прогнал через Твои трубы пятнадцать миллионов, а ты мне записал шестнадцать с половиной...
— Это временная мера, говорил уже, — прижал руки к груди хозяин. — Мне трубы обновлять надо? Надо. А ты — свой, всегда договоримся. У меня другая идея. Я этих братьев по СНГ на этот же крючок подвешу. Загоню их в долги, потом включу счетчик. И куда денутся? Весь их Баку с потрохами заберу в счет уплаты. Только это глубоко между нами.
— Но мне ты можешь скостить должок? — серьезно спросил Томилин.
— Слыхали? — кивнул на него Гоша, обращаясь к гостям. — Пользуется моей слабостью... Должок ему скостить! А сам иск мне предъявил, и не в суд, а в Генпрокуратуру!
— Но ведь это приписка! — возмутился Томилин. — Не было шестнадцати с половиной! Почему я за воздух должен платить?
— Так все платят, — искренне удивился Гоша. — Один ты, что ли?
— Наперсточник фигов... — не мог успокоиться Томилин, порываясь встать. — Хочешь, чтобы я в твою трубу вылетел? Я тебя на рынке подобрал, где ты свои наперстки расставлял. А теперь и здесь ты тем же занимаешься?
— Это про какую трубу ты все время говоришь? — сощурился Гоша. — Про эту, подзорную? Завидки берут, что у самого такой нет?
Томилин порывисто вскочил со стула.
— Сидеть! — рявкнул Гоша, надавив ему на плечо, так что щуплый Томилин снова сел.
— Вот так, вот теперь объясни мне, твоему корешу, про какую трубу ты сейчас говорил? И про какие наперстки мне намекал?
— А что? — спросил Томилин, успокаиваясь. — Коля и Степа тоже начали выступать?
Тоже должок на них повесил? И теперь проблемы нет?
Гости не смели шелохнуться, глядя на Гошу. Ну сейчас такое будет...
— А, понял! — хлопнул Томилина по плечу хозяин после томительного молчания. — Ты совсем про другую трубу говоришь. Про ту, через которую нефть гоню... Боишься через нее вылететь, верно?
— Это он про долг, — встрял «чиновник». — Боится, что долг не потянет.
— Ну так бы и сказал, — примирительно произнес, наливая в рюмки коньяк, хозяин. — Так и быть, прощаю тебе твой должок. Готов расписку дать. Где подмахнуть?
— Прямо сейчас? — спросил Томилин. — Вот так и распишешься?
— Ну, — мрачно глядя ему в глаза, произнес хозяин, продолжая держать руку на его плече. — Прямо при свидетелях. Очень ты меня этой трубой впечатлил.
Томилину стало не по себе. Он попытался снять с себя Гошину руку.
