злую шутку? Разве может такая красавица жить с бедным табунщиком в этом черном джолуме?
— Я — твоя Цагада. Я не сон и не наваждение, а такой же человек, как и ты. Да, я была птицей. А еще раньше — была человеком, любимой и беззаботной дочерью своих родителей. Но вот на нашу страну напали враги, они победили войско моего отца и окружили последнюю крепость. Отец мой со своими приближенными выкопал яму глубиной в семь аршин. Туда спрятали золото и драгоценную утварь, посадили нас с сестрой и яму закрыли.
Отец оставил нам еды и питья на много дней и сказал: «Не выходите, пока я не приду за вами…» Мы с сестрой сидели долго, потеряли счет дням. Еда кончилась. Чувствуя слабость и приближение смерти, мы решили подняться наверх. То, что мы увидели, было страшнее смерти. Вся земля вокруг была покрыта телами мертвых людей.
Мы заплакали с сестрой и стали просить бога, чтобы превратил он нас в птиц и перенес на крыльях в другую землю, подальше от этого ужаса.
И тогда прилетел черный ворон и начал хлопать своими черными крыльями, будто предлагая их нам. «Нет! — вскричали мы. — Не хотим превратиться в черного ворона!» Пролетели журавли: «Кыр, кыр, курлы!» Нам показалось, что журавли радуются мертвецам. «Не хотим быть и журавлями!» — просили мы. Устав от рыданий, мы упали на землю. И в это время возле нас сели два лебедя, принесли нам в клювах еду. Мы наелись. Лебеди укрыли нас крыльями, и нам стало тепло-тепло… Мы уснули. Первой проснулась я, посмотрела вокруг, а сестры нет, лежит рядом лебедь. Я вскрикнула от испуга. А крик был лебединый. Да, ночью мы превратились в лебедей. И не знали — радоваться нам или горевать. «Мы же сами просили превратить нас в птиц, чего же нам теперь бояться?» Подумали так — и нам стало легче, будто с души спал тяжелый груз. Мы расправили крылья и вдруг почувствовали, что оторвались от земли. Какая-то неведомая сила поднимала нас все выше и выше… А потом посмотрели вниз и увидели степь.
Два года, прибившись к стае, мы летали над степью. На третий год мне нестерпимо захотелось к людям. И мы с сестрой покинули стаю. Недалеко отсюда есть озеро, заросшее густыми камышами. Там мы и поселились, там и подстрелил меня притаившийся охотник. Пока еще были силы, мы улетели оттуда и сели на твое озеро. Это было мое счастье — ты спас меня. Пятнадцать дней я прожила рядом с тобой, увидела всю твою жизнь, поняла твое сердце. Недавно, когда ты делал лодку, нечаянно ударил молотком по пальцу, долго дул на палец, и мне было больно. Я видела, как ты радовался, когда лодка была готова. И я тоже радовалась. Ты спросишь: могла ли птица все это подмечать, сочувствовать и переживать за тебя?
Хотя у меня и были крылья, навечно я не смогла бы остаться в небе. Человеку нужна земля и все земное. Он должен думать, работать, помогать другим! Если бы меня не подстрелили, я все равно умерла бы от тоски по людям.
— Но почему же ты так долго не превращалась в человека?
— Потому что никого не любила.
— Но почему твоя сестра покинула тебя? Разве она не вернется к людям?
— Нет, теперь не вернется, — сказала Цагада, и лицо ее омрачилось.
— Что мешает ей?
— Сестра породнилась с лебедем. У нее появилось крылатое потомство. Ее теперь не разлучить с детьми.
— Почему же ты не захотела иметь детей — чистых, белых, прекрасных?.. Наши земные дети чумазы, голодны и нередко несчастны, как я…
— Потому что полюбила тебя! И хочу быть вместе с тобой несчастливой и счастливой. Хочу жить в таком вот джолуме, быть всегда с тобой.
Табунщик все еще не верил тому, что видел и слышал.
— Неужели это все правда? — проговорил он. — Может, всего лишь сон? Если сон, то я не хотел бы просыпаться скоро… Могу ли я тебя обнять, Цагада?
— Конечно! Я теперь твоя, навсегда… Сбрасывай же свою пастушью одежду! Умойся! Будем ужинать, дорогой…
Девушка сняла с треноги закопченный котел и поставила перед Нараном.
Так они стали жить вместе.
А каждый год ранней весной к их озеру прилетали белые большие птицы. В первый год их было только четыре. А потом становилось все больше. Прилетали огромной стаей, озеро оглашалось трубными переливами их песни, и потому люди прозвали это озеро Лебяжьим. Ни у кого в округе не могла подняться рука на лебедей, и лебеди перестали бояться человека.
Семья табунщика Нарана тоже с каждым годом прибавлялась. Родилось пятнадцать сыновей-богатырей… У человека и пальцы на руке не одинаковы. Разными удались и сыновья. Один брал своим отменным здоровьем, другой — умом, третий — усидчивостью и прилежанием… Были и такие, что не радовали родителей: ленились, вели себя дурно на людях.
Самого младшего звали Арвас. Он был крепок, но бестолков. Все его братья выросли, обзавелись семьями, образовали целый хотон. Арвас все еще обретался под родительским кровом.
Хотон у озера пополнялся новыми кибитками, тучнели стада, справлялись новые свадьбы. Люди жили в достатке, И вот однажды, в год змеи, на степь пала засуха, подул обжигающий ветер. От бескормицы полегли целые стада. Люди отыскивали корни камышей, толкли в пищу травы, пробавлялись чем придется и еле дотянули до весны. Подтаял на озере лед. Братья приноровились ловить рыбу. Как-то самый старший из них позвал младшего на озеро поднять сеть. По сеть пропала, а с ней и рыба. Что делать? Хотон остался без еды по злой воле заезжего вора. В то утро на озеро прилетела первая пара лебедей. Увидев их, Арвас снял с плеча лук. Глаза его загорелись охотничьим азартом.
— Что ты надумал, Арвас? Разве забыл слова матери? Это же наши братья! — сказал старший брат и попытался отвести стрелу.
— Теряющий рассудок старый человек может сказать что угодно. Если эти птицы настоящие наши братья, то почему они совсем не похожи на нас?
Арвас оттолкнул брата. Тот упал и уже лежа успел бросить горсть камешков в лебедей, чтобы те побыстрей улетели. Но доверчивые птицы думали, что с ними играют, и с веселыми кликами бросились к всплескам воды. В это время Арвас и спустил тетиву. Стрела с острым железным наконечником вошла в глаз и пронзила голову лебедя.
Арвас принес добычу и гордо бросил к ногам сидевшей матери. Та, увидев убитого лебедя, схватилась за сердце и упала без чувств.
— Почему ты поднял руку на братьев? — придя в себя,
