та думает: раз я работаю в университете, отвечаю за всё!
Разговор продолжался недолго: девушки стали бросаться друг в друга предметами. В ход летели кофты, подушки, кепка, носки… Я сидела на кровати, мне пришлось закрыть голову руками, когда полетела косметика.
Ванесса и Джозефина посылали в адрес друг друга ругательства, уже не на французском, а, скорее всего, на своём языке, кажется, народа пюль форестье. Их речь звучала громко, отрывисто. Они становились в угрожающие позы, а я боялась, что мне в голову прилетит пластмассовый тюбик.
Однажды я смотрела передачу по телевизору. Там рассказывали, какие танцы танцевали аборигены перед войной. Кажется, у них были такие движения, как сейчас у девушек. И да, если не ошибаюсь, вот эти движения называются «схватка пантер». Мне осталось лишь сказать, что африканки должны написать заявление и найти кого-то, кто захочет поменяться с ними местами.
Между тем, мои коллеги в центре адаптации переходили на вечерний режим работы. Точнее так: днём работы стало меньше. А вот по вечерам начальник всегда давал новое задание. Бурова и обладательница конского хвоста оставались в кабинете до десяти часов. Иногда — до полуночи.
Мои пары начинались в шесть вечера, и я уходила после пяти. Юсупов и девушки пытались спорить. Они объясняли, что меня никто не отчислит, если сегодня я не приду на занятия. Но «сегодня» было всегда. Бурова взывала: нельзя вот так подвести Владимира Юрьевича! Он сам должен тебя отпустить. Но рабочий день в трудовом договоре числился как нормированный, до пяти с небольшим. И я бессовестно уходила учиться.
Коллеги не могли смириться с этим. Перед каждым моим уходом на учёбу они нарочито говорили: вот, мол, идёшь отдыхать! Домой едешь. Я больше не объясняла им, что ухожу на пары. Обладательница конской шевелюры ревностно подсчитывала, сколько минут я сижу за рабочим столом и не ушла ли раньше! Но даже Бурова попросила её, наконец, оставить меня в покое.
Днём Юсупов всё чаще уходил. Я всё чаще слышала, о чём говорили мои коллеги.
— Ты же знаешь, не я решаю, когда закончится мой рабочий день. Так-то оно так, нормированный. Но Владимир Юрьевич…, — Бурова переложила телефон в другую руку, потому что в одной у неё была шоколадка, а другой она печатала.
Имя «Владимир Юрьевич», имевшее для неё такое значение, видимо, ничего не значило для её собеседника.
— Ты сидишь совсем голодный и ждешь меня? Возьми бутерброд, — она стала пояснять, как приготовить бутерброд, словно общалась с ребёнком лет шести.
— Ты сейчас говоришь с мужем? — коллега с конским хвостом всегда говорит чуть громче, чем требуется. Юсупов ценит это: ей удаётся перекрыть своим криком любого посетителя этого кабинета.
— Да, с мужем. Точнее, мы не женаты. Но вместе уже три года, — ответила Бурова и вздохнула:
— Приходишь — недоволен. Уходишь — тоже. Лучше, когда я дома, заткнуть ему рот какой-нибудь едой, — она встала, подсела за стол к своей длинноволосой коллеге и вдруг произнесла:
— Утром — сборы на работу. Работа — до ночи. Я вчера готовила еду и плакала: когда жить?! Всё время делаешь что-то для кого-то! Жить когда?!
— Этот требует от меня отчёт. Сегодня. Через час, — Юсупов держал в одной руке тарелку с тортиком, в другой — ложку.
Девушки вздохнули. Бурова пересела за свой стол и принялась что-то печатать. Ко мне подошла крупная африканка:
— You are feeling ill, but you’re working for me40! — она протянула мне бумажную салфетку. У меня был насморк, салфетка пришлась весьма кстати. Я нашла имя девушки в таблице. Студентка из Бурунди. Хорошо, что для неё зарезервировано место. Она — бюджетница. Едет по госпрограмме. Таким Юсупов сказал давать комнаты.
Через день Юсупов пришёл не в девять утра, а в полдень. У него угнали машину!
— Конечно, можно понять, почему вы опоздали, Владимир Юрьевич! И вы ещё извиняетесь в такой ситуации! — ахнула Бурова. Она стала причитать: как трудно доехать на общественном транспорте. К слову, мы жили в одном районе с Юсуповым. Но я садилась на автобус каждый день.
Бурова ещё не знала: угон машины её начальника вызовет в ней такие перемены, что она больше не будет прежней. Но сейчас она сочувствовала, ведь как можно ехать на автобусе?!
Неявное вторжение
Он слишком быстро появился в нашем доме. А мама не любит непрошенных гостей. Она сразу сказала: в нём есть что-то тяжёлое и страшное. Даже что-то жуткое.
Он прибежал в центр адаптации, крича, что его хотят убить — угрожают ножом. Он беспокойно ходил взад и вперёд, объяснял сбивчиво; наконец, успокоившись, сказал: высоченный парень из Сенегала ворвался в его комнату сегодня утром! Впрочем, рядом с Домиником много, кто ощутил бы себя гигантом. Доминик не был карликом.
Доминик не был карликом, но будь он картиной, то можно было бы сказать, что её нарисовал начинающий художник. Не надо быть мастером, чтобы найти в этой картине изъяны. Лицо: в следующий раз лучше изучите пропорции! Правая сторона, кажется, не сильно соответствует левой. Дреды до плеч — это вы хорошо придумали: они немного спасают положение, но без них было бы вообще — никуда! Ступни — чуть длиннее, чем надо при таком маленьком росте. Руки — укоротить, а пальцы наоборот — удлинить. Так мог бы рассуждать художник, видя такой рисунок. Но Доминик не был рисунком.
Доминик любил вспоминать день, когда мы познакомились. После его визита в центр адаптации, поздно вечером в комнату вошла девушка. Такая худенькая, в штанах из лёгкого материала, явно летних. А уже лёд! Эта девушка собрала всех, кто живёт в блоке. Все уселись в комнате, и каждый говорил по очереди.
Потом она наклонилась к одному парню и, стараясь, чтобы никто не слышал, попросила денег на такси. Но (Доминик любил эту часть истории) она пришла, чтобы решить мои проблемы! Я и должен отправить её на такси домой! А когда на следующее утро пришла смс: "Merci, Dominique! Je pouvais manger à cause de toi41"! Здесь нужно было написать не " à cause de toi", а "grâce à toi". Иначе получилось: " я смогла поесть из-за тебя". Потому что я дал ей чуть больше денег, чем требовалось.
Африканцы сели полукругом в общежитской комнате. Тощий и высокий сенегалец сильно жестикулировал: он вошёл, чтобы забрать пропуск своего друга — соседа Доминика. Этот сосед — грузный с огромными губами сидел в красной футболке с надписью «Volonteer». Он объяснил: утром он сопровождал группу боксёров на ринг. Пропуск
