но соревновательный дух, который подпитывал мой взлет в жестоком мире PR, взбесился от его насмешек. Как только он включился, пути назад уже не было.
— Не думай, что я не знаю, что ты делаешь. — Я встала, не обращая внимания на воспоминания о прищуренном неодобрении мадам Ольги и нынешней хитрой улыбке Ксавьера. — Но я соглашаюсь, только чтобы стереть с твоего лица это самодовольное выражение. Пойдем.
Кто ж знал, что за ночь я не научусь танцевать?
Ксавьер уже смеялся, но я собиралась заставить его пожалеть о своих словах.
ГЛАВА 8
— Я беру свои слова о сломанном роботе назад, — сказал Ксавьер. — Не хочу оскорблять роботов.
Я опустила руки и уставилась на него.
— Если бы у меня был учитель получше, то и получалось бы у меня получше.
Мы находились на террасе виллы, где ночную прохладу отгоняли тепловые пушки, а из портативных колонок звучала местная и зарубежная музыка. Ксавьер настаивал на том, что прогулки на свежем воздухе помогут мне «расслабиться», но пока я лишь была смущена, расстроена и ничуть не приблизилась к улучшению своих танцевальных навыков, как и час назад, когда мы только начали.
— Расслабься, — Ксавьер отмахнулся от моих обвинений в адрес его преподавательских способностей. — Танцы — это движение. Ты не сможешь двигаться правильно, если будешь имитировать окаменевший кусок дерева.
— Я расслаблена, — сказала я с ноткой защиты в голосе. — И еще, позволь напомнить, я бы могла сейчас спать, а не терпеть твои оскорбления.
Мне следовало уйти, потому что нет ничего хуже, чем стараться изо всех сил и терпеть неудачу, но мой соревновательный дух не давал мне сдаться.
Я — Слоан Кенсингтон. Я не терплю неудачи и не ухожу. (Единственная причина, по которой я в детстве прекратила занятия балетом, это то, что я переросла свою возрастную группу. Кроме того, я была уверена, что довела мадам Ольгу до язвы прежде, чем она ушла на пенсию).
— И все же ты здесь, — Ксавьер поставил руки на мои бедра.
Каждый мускул в моем теле напрягся от тепла, что чувствовалось через платье.
— Видишь, что я имею в виду, говоря об окаменевшем дереве! — Он покачал головой. — Представь, что ты снова в спа-салоне. Тебе делают массаж, мышцы расслаблены… а теперь двигай бедрами вот так. Нет, в другую сторону. — Его прикосновения обжигали мою кожу и отвлекали меня от его инструкций. Наверное, у него жар, потому что он все время ходит без рубашки. Ему стоит провериться. — Двигай их по кругу, Луна, а не по квадрату.
— Это круг.
— Без обид, но тебе, возможно, стоит подтянуть геометрию, — Ксавьер крепче сжал меня, не давая двигаться. — О чем ты думаешь?
— О движении бедер по кругу.
— Это твоя проблема, — сказал он. — Ты не должна об этом думать.
— Ты только что сказал…
— Ты должна чувствовать движение. Чем больше ты думаешь, тем менее естественно это выглядит.
Я стиснула зубы от досады.
— Прости, но мне нравится думать. Это то, что я стараюсь делать ежедневно.
— Это многое объясняет. — Ксавьер отпустил меня и отошел.
По моей груди прокатилась волна облегчения, за которой последовало тревожное чувство… разочарования? Нет, этого не может быть.
Я ждала, что он продолжит, но он просто изучал меня своим глубоким, томным взглядом.
Черные завитки волос небрежно спадали на один глаз, будто скрывая его мысли. Молчание, затянувшееся между нами, уже становилось некомфортным. В его взгляде была редкая задумчивость, что его черты в невероятной красоты портрет, которым гордился бы сам Микеланджело.
Выразительный изгиб скул, густые темные брови, вылепленный рот, который казался более привлекательным, когда на нем не было провокационной улыбки… Его выражение лица словно бросало мне вызов, мне стоило отвернуться, но я не могла.
В воздухе ощущалось почти электрическое напряжение, высасывающее кислород.
Мы с Ксавьером уже много раз оставались наедине, но впервые я распознала в нем опасность. Под слоями невозмутимого спокойствия скрывался человек, который при желании мог сжечь весь мой мир.
Боже, что со мной не так? Годами я никак не реагировала на его присутствие (если не считать раздражения), но с тех пор, как мы приехали в Испанию, моя защита ослабла. Может, дело было в кратких проблесках более реальной, более уязвимой стороны Ксавьера — той, которая не сводилась к выпивке и сну, — а может, дело было в нашем совместном дне в спа. Он перезапустил мой мозг.
Что бы это ни было, мне это не нравилось.
Чувство самосохранения прорвало мое сознание, как только он снова заговорил.
— Давай выпьем.
Он направился к барной тележке в углу.
Оставшиеся искры превратились в ничто, пока я пыталась удержаться на плаву.
— А как же уроки?
— Мы возобновим их после перерыва. — Ксавьер взял два стакана и начал смешивать напитки прямо посреди террасы.
Я вскинула брови. Никогда раньше я не видела, как он готовит коктейли, но он двигался с плавной грацией опытного бармена.
— Вот тебе «мы не будем пить», — проворчала я, когда он протянул мне, по общему признанию, аппетитно выглядящий бледно-оранжевый напиток.
— Всего один напиток. Ты не напьешься. Если у тебя не уровень восприимчивости пятилетнего ребенка, — Ксавьер ухмыльнулся. — Salud (прим. с исп. «Твое здоровье»).
Делая маленький глоток, я не сводила с него глаз. Черт, коктейль был классным.
— И ты просто взял и придумал его?
Я не узнавала вкус, а после вчерашней вечеринки бар был наполовину пустым, что оставило ему совсем немного ингредиентов.
— Приходится работать с тем, что есть, — Ксавьер пожал плечами, а затем дразняще улыбнулся. — Я назвал его «Слоан». Горький поначалу, но со сладким послевкусием. Кого-то напоминает.
— Ты не знаешь, какая я на вкус.
Его улыбка стала еще более лукавой.
— Пока нет.
Мое тело отреагировало мгновенно и остро, будто он включил выключатель в давно не посещаемой части моего тела.
Что-то в моей
