Меня-то беспокоила Соня. Она ведь долго находилась в номере, опознать ее по отпечаткам — дело нескольких часов.
Эрни вошел, хмуря брови, и спросил:
— Как они добрались до Толстяка Джона?
— Ну, детка, вспомни, как ты выбиралась из отеля? За тобой никто не следил? — спросил я.
Она в третий раз рассказала свою историю.
— Ты уверена, что не подцепила хвост?
— Я ничего не видела.
— Черт, — ругнулся Эрни, — но ведь она не профессионал! Откуда ей знать, следили за ней или нет? И потом, вряд ли в отеле не наблюдали у входных дверей, на всякий случай.
— Я и сам об этом думаю, — сказал я. — Когда она уходила, на улице уже собралась толпа, так что сесть Соне на хвост было легче легкого. Они шли за ней до дома Джона. Мое появление лишь ненадолго задержало акцию.
Эрни кивнул, подошел к Соне и сказал сурово:
— Покажи руки.
Ничего не понимая, она подчинилась. Он взял ее руки в свои и начал тщательно обследовать, задерживаясь на сгибах и локтях. Ничего грубого, животного не было в этих руках. Очень нежные, мягкие и, конечно, не такие, как у тренированной спортсменки. Несколько лет назад она оставила спорт, стала просто женщиной. Очень осторожно он пощупал ее мускулы.
Когда Эрни закончил свой осмотр, я спросил:
— Ну что?
— Она этого не делала.
До Сони, наконец, дошел смысл происходящего. Она пристально посмотрела на каждого из нас:
— Нет, мальчики, не я убила эту девушку.
— Проверка, милочка. В нашем деле нужно во всем быть уверенным, иначе быстро станешь покойником. Именно сейчас копы ходят кругами, чтобы найти тебя, и если найдут, понадобится немало объяснений. Я согласен с заключением Эрни, я и сам так считаю. Я ведь видел, что случилось с Энн Лайтер. Видел я и другие убийства такого рода, дорогая, они требуют могучей пары рук.
Она по-прежнему была напряжена и казалась отчужденной.
— А что, если я воспользовалась оружием?
Я не клюнул на эту наживку:
— Преступление совершено голыми руками.
— Спасибо.
Она улыбнулась, и Эрни взял ее руки в свои:
— А что мы будем дальше с ней делать?
Я пожал плечами:
— У нее нет одежды и негде жить. Она должна быть с кем-то, кому можно доверять.
— Вызовем кого-нибудь из Ньюаркского контрольного центра?
— Нет времени. Целая команда следит за ней и Мартрелем. Им конечно же известно, что она у меня. Знаешь что? Сфотографируй меня вместе с Соней.
— Зачем?!
— Если Мартрель узнает, что она в безопасности, может быть, он заговорит. Мы используем сегодняшнюю газету для идентификации.
Пока мы ждали готового снимка, я позвонил Чарли Корбинету. Я изложил ему все в подробностях и попросил выяснить что-нибудь об убитых через картотеку иностранных агентов. Он даже присвистнул, услышав изложенную мной суть дела, но, как всегда, не задавал вопросов.
— Есть что-нибудь новенькое об отеле? — поинтересовался я.
— Несколько интересных фактов. Ни один мужчина не проникал в здание до убийства, и ни один из запертых снаружи запасных выходов не носит следов взлома. Две особы за конторкой видели более десяти посетительниц, поднимавшихся в лифте, но за исключением двух случаев они не знают, к кому эти женщины — исключительно женщины — приходили. Кажется, что это мужская работа, но, сдается мне, хорошо тренированная профессионалка, разбирающаяся в нашем деле, могла справиться не хуже. Некоторые из этих женщин в отеле похожи на...
— Мне это не нравится, полковник.
— Мне тоже, но это все, что у нас есть.
— Ты все еще следишь за моей Рондиной?
— Сразу после твоего звонка к ней приставили Альберта Каттера. Не столько ради нее самой, сколько ради того, чтобы отслеживать тебя. Будь поосторожнее с этим типом, Тайгер. Он не слишком разбирается в твоей операции.
— Никто не разбирается.
— Но он особенно опасен. По-моему, он ведет двойную игру с тех пор, как Мартин Грейди давал объяснения сенатской комиссии в Вашингтоне.
— Спасибо. Но почему ты сказал мне об этом?
— Потому что у меня тоже есть мозги. Страна управляется штатскими крысами, а в правительстве сидят трусы, и когда нужно что-то сделать для безопасности нации, то рассчитывать приходится только на профессионалов со стальной хваткой, и больше ни на кого. А если так, то какая разница, кто платит за износ их ботинок?
— Как далеко зашла проверка комиссии?
— Создан целый комитет по проверке деятельности вашей организации. А тебя обвиняют во всех грехах и охотятся за тобой, как за зверем.
— Не впервой.
— Но теперь тебе придется давать показания, чтобы выпутаться из этой истории.
— Глупости, — отмахнулся я и положил трубку.
Эрни осторожным кивком отозвал меня в дальний конец комнаты:
— Ну и как ты насчет нее?
— Она — ключ ко всему в этой игре.
— А сегодня вечером?
— Отвезу ее снова в отель. Десятка портье — и Мата Хари у меня в номере.
— Но ведь портье тебя не признает в таком виде. Я имею в виду лицо.
— Мне нужно новое лицо, Эрни. Водитель такси мог меня запомнить.
— Садись. Я сейчас принесу растворитель. Предупреждаю, может быть больно.
Пока он удалял грим, Соня наблюдала за мной с восторгом. Она смотрела, как Эрни удаляет всю эту дрянь и возвращает меня в мое естественное состояние: нос и подбородок приняли прежнюю форму, длинные неряшливые космы обернулись нормальным ежиком, и зубы перестали выдаваться вперед. Я избавился от тряпья, облачился в собственный удобный костюм, под пиджаком которого так уютно пристраивался мой сорок пятый, сунул так называемую самописку в карман и взял деньги.
Впервые за все это время Соня засмеялась, и слушать ее смех было приятно: он был глубокий, грудной и очень искренний. Он осветил лицо женщины и ярким блеском отразился в черных глазах.
— Веселишься? — спросил я, потому что вообще-то не любил, когда смеются надо мной.
— Да нет, Тайгер, я смеюсь не над тобой. Просто до сих пор ты был похож на...
— ...бродягу, — закончил я.
— Да. Но теперь ты совсем другой. Теперь я вижу настоящего тигра. И понимаю, почему тебя наградили таким прозвищем.
— Не прозвищем, радость моя. Тайгер — мое собственное имя.
— Ты его заслуживаешь. Но кажется, тебе не хватает длинного хвоста.
