ее.
— Пойдите, проверьте Веллера, — предложила она. — Что, если он вернется до того, как поезд уйдет?
— Я оставил своего камердинера присматривать за ним, — пожал он плечами.
— Что ты сделал?
— Браннок. Вы видели его на Погребальной песне Дьявола. Я не приказываю тебе, но умоляю. Иди в мое купе. Просто в качестве меры предосторожности.
Он просил. Не приказывал. Делал ли это когда-нибудь для нее мужчина?
Он нежно погладил ее щеку тыльной стороной костяшек пальцев. Они были слишком грубыми, чтобы принадлежать графу, и царапали ее нежную кожу настолько, что по всему телу побежали мурашки.
И все же его глаза были такими нежными. Такими искренними.
Плавным движением матроса он спустился на платформу, вообще минуя ступеньки.
— Я все сделаю, будь уверенна Вероника, — поклялся он, прежде чем броситься к шеренге авто в конце огромного зала.
Вероника…
Она уже поправляла его раньше. Но не стала этого делать, пока он пробирался сквозь толпу.
Потому что, ее сердце билось немного сильнее каждый раз, когда он произносил ее имя.
Глава 8
Себастьян побежал, когда поезд с пыхтением двинулся с места.
Он прыгал вокруг путешественников и перепрыгивал через носильщиков и их тележки с чемоданами. Никогда не будучи способным студентом французского языка, он только распознавал ругательства, брошенные в его сторону, и совершенно игнорировал их.
Если кто-то стоял между ним и черноволосой женщиной на подножке его вагона, то их судьба была полностью решена.
Вероника стояла, цепляясь за перила, ее глаза были совиными от страха, а губы ободряюще шевелились.
Неужели она не верила? Он доберется до нее. Он не оставил бы ее одну с последствиями этого приключения.
Кроме того, он пообещал собрать деньги.
Он мог бы прыгнуть в один из вагонов рядом с ним, но ему хотелось добраться до нее. Чтобы схватить руку, которую она протянула, и чтобы между ним и пышной кроватью по другую сторону двери никого не было.
Подстегиваемый этой мыслью, его ноги под ним забились быстрее, а сердце колотилось в груди, давая телу скорость и выносливость, чтобы прыгнуть в ее объятия прямо в тот момент, когда платформа кончилась.
Она издала тихий визг от шока, когда он подхватил ее на руки, дернул засов на двери и внес ее внутрь. Задвинув замок, он отгородился от восточно-парижской зимы, Веллеров и всего, что могло привести ее в чувство, прежде чем он успел просунуть язык между ее бедер.
Локомотив под ними ускорился, но собственный двигатель Себастьяна уже урчал и гудел, предвкушая его собственный ритм.
Он чувствовал это и в ней. Пульс ожидания, грызущий первобытный голод пробудился.
Ей дали сытную закуску… просто попробовать, на что он способен.
И теперь ей очень хотелось есть.
Его рот наполнился слюной. Он был обедающим, а она пиршеством. И теперь, когда он немного побегал на короткие дистанции, у него появился еще больший аппетит и он разогрел свое тело для выступления.
Стараясь не думать о том, как идеально она вписалась в его руки, он опустил голову, чтобы потребовать поцелуя, но кончики ее пальцев остановили его на своих губах.
— Ты видел, как они отъехали? — спросила она, беспокойство затмило волнение, расширяющее ее прекрасные глаза.
— И повернули за угол, — сказал он подушечкам ее пальцев, прежде чем нежно их прикусить. — Нет никакой возможности, чтобы Веллер или кто-либо еще знал, куда они пошли.
Она с облегчением расслабилась в его объятиях, ее пальцы оторвались от его рта.
Освободившись таким образом, он обжигающе поцеловал ее губы и понес ее к роскошному покрывалу из бордового бархата, расшитому золотом. Он положил ее на изножье кровати, ее юбки были рекой золотого шелка над морем самого роскошного вина. Картина была настолько привлекательной, что Себастьян на мгновение остановился, чтобы осмыслить все это, впервые серьезно задаваясь вопросом, насколько он сможет сдержаться.
Ее роскошное тело, стянутое множеством пуговиц и приспособлений, придающих неестественную форму, призывало его пальцы разгадать секрет, за которой она скрывалась. Она могла создать этот образ для всего мира, и это была действительно прекрасная картина. Но он хотел, ее освободить и расправить. Чтоб она была открыта только его взгляду, чтобы ее красота ничем не сдерживалась и была неоспорима.
Он хотел этого с такой неистовой страстью, что заставил себя стоять на месте. Напоминая себе о ее хрупкости, о ее разрешениях и ее желаниях. Ее прошлом и ее страхах.
Боги, по какой-то непонятной причине, сочли нужным подарить ему этот редкий вкус рая.. Он этого, черт возьми, не заслужил, но, клянусь Юпитером, он выпьет каждую каплю. Продлит каждое мгновение, чтобы он мог взять воспоминание и запереть его в этом неглубоком хранилище поистине радостных воспоминаний.
Возможно, это было для него не небесным подарком, а высшей, неизбежной мукой. Он познал бы совершенство только для того, чтобы вкусить то, чего не заслуживал.
Ее нежное горло сглотнуло, когда она приподнялась на локтях, в ее взгляд просочилось опасение. Ее волосы распустились там, где он взял заколку, и он решил начать с этого. Либо так, либо утонуть в зеленой бесконечности ее глаз.
— Это один из первых раз, когда я вижу, чтобы ты выглядел таким серьезным… — рискнула она, когда он выпустил остальные ее косы, чтобы они выпали из своих уздечек. — Вы передумали…
— Вы когда-нибудь наслаждались книгой с таким восторгом, что боялись открыть ее снова, потому что переворот каждой вкусной страницы приближает вас к концу?— он с трудом мог смотреть на нее, потому что, он говорил слишком серьезно, чтобы смеяться над правдой. Он постоянно превращал сантименты в шутку, потому что если бы это было правдой……
Это было ужасно.
— Я… я часто настолько боялся что-то потерять, что не позволял себе дотянуться до этого. Я полностью отрекся от себя.
Она потянулась к нему, схватила за лацканы
