сей был знаком Карлу Яковлевичу только по слухам. И слухи эти говорили, что сего «товарища», как выражается брат, нужно опасаться. При Петре он возглавлял несколько контор, которые учиняли следствие над вошедшими в немилость царедворцами. В числе прочих назывался и «Вышний суд», который занимался делом камергера Виллима Монса, коий и приговорил того к смерти путём отсечения головы. Однако сведя знакомство с Бахметевым Карл понял, что наоборот — повезло ему, что этот «товарищ» отправлен ему в помощь. В походе много чего случается. Есть всегда дезертиры, есть те, кто не прочь отстать на время от войска и заняться грабежом и насилием. И тут Иван Иванович проявил себя во всей красе. Его казаки вылови десяток дезертиров и разбойников и повесили их на виду у всего корпуса. Не сразу это народ вразумило, случались ещё рецидивы, но все случаи практически Бахметевым выявлялись, а казаки, рыская позади движущего неспешно корпуса, практически всех с помощью местного населения выявили и продолжили вздёргивать при общем утреннем построении. Так что дисциплина в корпусе по мере продвижения к Баварии не ухудшалось, а наоборот. Народ понял, что вольницы не будет. За разбой и дезертирство ответ один — верёвка.
В Праге Его Римско-Цесарское Величество порадовало русское войско, кроме продуктов, изрядно поизносившимся за весеннюю компанию полкам, было пожаловано и обмундирование: 6449 драгунских синих, 1874 пехотных зеленых кафтанов, 7429 камзолов, 7207 епанчей, 8000 шляп, 13470 штанов-кюлотов и нижних портов.
И теперь русские полки почти по форме от местных не отличались. При этом надо было видеть с какой неохотой солдаты снимали удобную свою новую форму, пусть и драную, и влезали в австрийскую. К хорошему быстро привыкаешь. Самое смешное, что к офицерской форме полагались и парики.
— А чего, отличная мочалка для бани, — отправляя роскошный белый парик в суму хохотнул один из штабных.
А ведь всего три года прошло, как братец разрешил в армии парики не носить, а теперь народ просто смеётся над ними.
Кроме продовольствия, фуража и неудобных мундиров в войсковом магазине в Праге оказалось и присланное цесарцами для русских оружие. Австрийский интендант выдал под гогот офицеров русских 16 трехфунтовых полковых пушек, 198 эспантонов и 17 протазанов. Карл, увидев этот подарок, долго раздумывал, принимать ли его вообще. Пушки калибра три дюйма не могли нанести врагу никакого урона. Ну, убьёт это чугунной ядрышко пару человек на расстояние в пятьсот шагов. А тащить их ещё предстоит все пятьсот вёрст. И лошадей для их перевозки австрийцы не выделили. Лошадей и так-то по мнению Карла Бирона не хватало, а тут для перевозки этих пукалок ещё отвлекать нужно. Пики и полупики, протазаны эти, чёрт бы их побрал, целую гору коих высыпали перед ним австрийские каптенармусы, сначала ничего кроме гнева у генерала не вызвали. Ещё бы вилы с граблями выдали. И только когда гнев прошёл, Карл Яковлевич решил и пушки, и пики забрать всё же. Приём известный, вкапываешь под углом пики в землю перед своим строем и, считай, обезопасил себя от наскока вражеской тяжёлой кавалерии, не пойдёт лошадь на копьё, а если и заставят её, то наколовшись — падёт тут же, завал устроив, и в это время пищали и штуцера соберут свою законную жатву.
В Пильзене, во время очередного отдыха, в ставку пожаловал сам командующий рейнской армией принц Евгений. Во время совместного обеда в ратуше, устроенного для них Городским Советом, подвыпив, Евгений Савойский поделился с русскими генералами не очень утешительными новостями. Он рассказал, что недавно отправил императору послание с описанием того ужасного положения, в котором находилось имперское войско. Никакие, мол, наступательные операции невозможны до подхода русского корпуса. Имперская армия располагала всего 86 батальонами против 139 французских, каждый шестой солдат был болен, многие дезертировали, не получая жалования 12–14 месяцев. По четыре дня в армии не было хлеба. Только после этого в Вене соблаговолили собрать деньги и привести армию в боеспособное состояние. Но в войсках слишком много необстрелянных новобранцев и непонятно, как с этим войском можно воевать против французов.
— А знаете, Ваше Высочество, — после обеда придержал принца Карл Бирон, — Вы нам выделите отдельный участок для боёв, хуже всего иметь среди воинов необстрелянных новичков. Побежать могут, а паника она заразительна. И остальных за собой увлекут.
— А я хотел как раз наоборот вашими полками укрепить свою армию…
— Нет. Я в корпусе у себя не хочу их видеть. Опять же, воевать мы обучены по-разному. Ну, я буду подчиняться генерал-аншефу Ласси, если он прикажет только. Совет только могу дать, и к нему не приставайте с таким предложением. Он человек покладистый, может и уступить Вашему Высочеству, а получится во вред общему делу. Выделите на наши тридцать тысяч участок фронта, и мы сами уж своим умом и своими людьми француза побьём.
Событие двадцать второе
«Когда стрела не попадает в цель, стреляющий винит в этом себя, а не другого. Так поступает и мудрец.»
Конфуций
Иван Яковлевич уже волноваться начал, нет и нет Фридриха Левенвольде. Тот заявился под утро двадцать второго сентября. Мокрый весь с головы до ног. Опять целый день и целую ночь шёл дождь. Даже палатки из парусины, пропитанной специальной смесью на основе канифоли, промокли. Вот сейчас если пруссаки ринутся на них в штыковую атаку, то кердык гвардии. Короткие штуцера с коротким штыком против длинных немецких пищалей с длинными же полуметровыми штыками — не оружие. Да и количество штыковиков, надо полагать, раза в три больше у Фридриха Вильгельма. Кроме того, он их этому штыковому удару обучал, а Брехт в последние два года в гвардии вообще запретил этой ерундой заниматься. Укрепляли гвардейцы физподготовку и учились метко стрелять и быстро заряжать.
И? Теперь бояться пруссаков?
— Рассказывай, граф, удалось уговорить короля на мир? — Брехт протянул Фридриху свою сухую епанчу и кубок с коньяком самодельным. От коньяка одно название. Брали изюм из Дербента, размалывали, смешивали с полусухим вином, доводили спиртом до сорока примерно градусов и, отстояв, и отфильтровав, разливали по бутылкам. Иван Яковлевич давно хотел на Кавказе наладить производство нормального креплёного вина и коньяка из коньячного спирта, но руки всё не доходили, пока довольствовался этим суррогатом. Впрочем, получилась вполне вещица. И крепкая, и вкусная. Может, и не надо коньяк правильным способом изготавливать, этот, пусть будет, ликёр, пить точно приятней.
— Не будет мира, Иван Яковлевич. Прямо взбесился король.
