обрывистый ответ.
Улёгшись, я прикрылся одеялом. Рондель старым диском скользнул по ладони.
— Проходите!
Это была служанка. Всё та же… Я узнал большие зелёные глаза. И длинную юбку. Красные руки.
— Вы же разбудить просили!
' Просил?.. — Я моргнул: — Что ж, очень может быть. Да… кажется, я просил'.
— Да! Вы про дверь-то не забыли?
— Д-дверь?.. Какую?
— Да «окно» которая. Где всё большое поднимаем.
— Да… Что-то такое припоминаю.
Оглядевшись, поднос девчушка водрузила мне на живот. Развернула, чтобы было удобнее.
Посмотрела на грязный носок сапога. (Он торчал из-под края одеяла). Улыбнулась. Что-то для себя отметив, служанка стала подбирать тряпьё.
— Так вы «большой человек»? Господин?
— Н-нет… Я попрошу вас уйти.
Виной тому потрясение дня, или что-то ещё, но меня мутило. Медальон дрожал.
Ряд глухих шагов… Словно лошадь била копытом.
«Вы не волнуйтесь, я никому ничего не расскажу.(Пара шагов). Лица ведь абы кто не скрывает». — ' Я к «лицам» отношенья не имею!'
Пот заливал глаза. Он катился градом.
Разговор был мне в тягость.
Ничего особенного не происходило, сердце уже заходилось. Оно стучало в висках.
«Я… я мог умереть?.. То есть… В самом деле? Мог?..»
Как будто сноп искр пробежался по спине. Иглы вошли под кожу… Тело словно раздулось. Оно осталось тем же, но я просто почувствовал, что оно стало больше. «Не расскажу», — билось в сознанье.
Я лежал неподвижно… но комната, словно дёрнулась в сторону. Я «летел» сквозь стену и наверх.
Я попробовал выдохнуть. Но получилось лишь до половины.
Дёрнувшись, колено расплескало то, то было в тарелке. Охнув, девушка стала вытирать… Светлые волосы. Щека её оказалась у самого моего лица.
Мне захотелось встать!
Идти куда-нибудь.
По лестнице спуститься!
Выпрыгнуть через окно во двор.
ЛИШЬ БЫ НЕ ЛЕЖАТЬ ЗДЕСЬ!
«Знаете… тут слухи ходят. Мол Тран…» — «ЭТО НЕ Я!» — «Ну так я и не про то, — служанка откинула прядь. — Странный вы какой-то… Если что-то понадобиться…» — «Можете идти!»
Мысли метались: «Ме могу…».
Собрав тряпьё в охапку, девчушка двинулась к двери. Остановилась. Она оглянулась.
— Обед будет готов в полдень.
— Да.
— А ужин…
— Я вас понял!..
Тишина.
Большие, очень зелёные глаза моргнули. Служанка развернулась к двери.
— Постойте! — вновь позабыв, я едва не расплескал. — Постойте… Вы случаем не знаете трактира, которым управлял бы дух… Или просто обитал там. Это трактир близ Залива. Он расположен внутри холма и называется «надежда».
— Я о таком не слышала.
— … Спасибо.
Оковка каблуков застучала. Я поднял взгляд. Локоны, словно… тополиный пух. В какой-то момент я словно снова оказался на ветке.
Служанка прикрыла за собою.
Медленный глубокий вдох.
Ещё один… с трудом. Грудину почему-то распирало. Дрожа, расплёскивая суп, я поднос переставил на пол. Откинул одеяло. Встал… Сел… СНОВА ВСТАЛ. Ухватился за цепочку и что было сил натянул её.
Я потянул, протянуть через верх — она зацепилась за подбородок. Оставила, должно быть, красную полоску. Я сел. Опять. Посмотрел на одеяло. На поднос с красивым птичьим узором: золотой благородный лебедь уже расправил крылья, подал грудку вперёд и готов был влететь.
Сапог в серых наплывах оказался всего в паре пальцев.
Там же лежал мой дорожный мешок. Брюки были повешены на обитом красной кожей стуле. Письмо.
Привстав, я… моргнул. Распрямился… И сделал несколько шагов. Взял бумагу. И ноги скрестил уже на полу.
Очень скверный, со многими пятнами подчерк духа почти невозможно было разобрать… У меня когда-то не получилось.
Я поднялся. Надетый кое-как сапог тут же прошёлся по пальцам. Кажется, намятый ноготь начал отделяться. Я поморщился. Припадая на обе ноги добрался-таки до двери и ухватился за ручку… За холодный, очень холодный металл.
Меня по-прежнему ещё била дрожь.
И в горле стоял пренеприятный привкус.
Я прислушался. Медленно выдохнул и отворил: истоптанный ковёр. Дощатый пол по краям коридора. Столик у стены. Драный веник.
Длинный, очень длинный тёмный коридор.
Здесь было тихо.
XII (+ рис.)
Пух летел.
Играя на солнце отдельные, редкие хлопья напоминали перья небесных птиц. С ними играли дети.
Воздух разогрелся.
Многие торговцы прикрыли свой товар тряпьём или ширмой.
По небу необыкновенно скоро, до смешного скоро бежали облака…
И парк то зеленел, а то опять погружался в гнетущий полумрак…
Я нанял карету. Самый простой экипаж, чтобы ни у кого, ни у одного торговца не возникло подозренье… Посмотрев на адрес, извозчик различимо изменился в лице. Он разулыбался.
Я заплатил вперёд, и мы сразу же тронулись. Я завалил голову на бок, как это часто делают люди, ведущие ночной, очень весёлый образ жизни. Рессоры поскрипывала. На перекрёстке мы свернули в противоположном направленье от массивной стены. Выехали к глубокому каналу. И двинулись по кругу. Почти что по прямой.
Передо мной мелькал разросшийся кустарник.
'… Шалудин.
… уже послезавтра я намерен выехать из гор. Залива.
Эти дни придётся провести в отеле «У кошки». Сегодня я намерен пройтись по лавкам: оружейным и мясным… А также нанять человека — проводника, который облегчил бы мой дальнейший путь.
На это я думаю потратить пять швен, остальное же ляжет на счёт в Королевском банке (отделение Залива).
Двор, я полагаю, должен это знать'.
Ругань и крики: пара телег впереди крепко сцепились. Кровельщик, из ближайшей лавки, уже руководил народом, а виновники, очумев, безыдейно дёргали поводья.
'Господин Шалудин…
Я спешу сообщить Вам, что множество переселенцев,уже нашли себе приют на гостеприимной суше гор. Залива. Вполне возможно, что их даже слишком много. Не знаю, к тому ли обращаюсь, но поскольку никого более достойного не знаю, я прошу Вас донести эту новость до Его Величества.
Ваш добрый друг, сэр Гонорат Мизен'.
Строчки эти я набросал в уме, так что теперь оставалось лишь перенести их на бумагу… «Ястреб!»
Наконец, мы повернули. После повернули снова и довольно долго ехали вдоль очень старого дощатого забора. Смотреть здесь было не на что, так что я очень скоро начал считать прорехи.
Заметил очевидный лаз.
«… под хвост».
Наконец, впереди опять показались дома. Двуколка сильно покачнулась. И ещё раз. Кучер натянул поводья. Мы остановились. Чуть привстал, я огляделся.
Определённо это была окраина, но по какой-то причине дома здесь стояли сплошь из кирпича. Все очень старые. Просто дома. Ни каких-то вывесок. Ни прохожего люда.
Единственное движенье: скрываясь за цветущими кустами бузины одинокий
