— ни людского движения, ни собак.
Если кореец ещё как-то переносил несносную муку, то майор Щербина, ведя опрос, тщательно кутал рот платком и старался цедить слова, едва шевеля губами.
— Значит, все эти постройки, юрта и всё остальное — дутая фикция? — Майор тщательно отслеживал мимику корейца при каждом ответе. — Никакого своего скота у Мерзакова не имелось и не имеется? Афера затеяна, чтобы заполучить кредит в банке?
— В одна месяца вырос всё, как сказка.
— А люди куда подевались, что строили всё это?
Кореец пожал плечами.
— Не могли они разом исчезнуть?
— Сам видишь. Нет.
— Что же, там Мерзаков один?
— Зачем один? Охрана, — хитро усмехнулся тот. — Собаки, ружья.
— Слушай, Ким, а почему ты прокурору на приёме ничего не сказал и скрылся внезапно?
— Мерзаков людей посылал. Следил за мной. Моя боялся.
— Ты их видел в городе?
Кореец несколько раз кивнул головой.
— Пытались тебя перехватить?
— Машиной гонялись.
— Как же тебе удалось скрыться?
— Хороший человек помогал.
— Кто?
Ким только улыбнулся.
— А как тебе удалось раздобыть эту информацию про готовящуюся аферу в банке?
— Хороший человек сказал.
— Тот же, который укрывал?
Кореец улыбнулся снова.
— А почему он сам к прокурору не пришёл? Рассказал бы всё толком. Жулика схватили бы без этих вот наших поездок сюда, без засад?
— Своя жизнь дороже… дети, жена, старики. Бандит всех режет.
— Ну ты прямо сказки рассказываешь! Так уж могуч Мерзаков?
— Большие люди за ним.
— И кто же? Тоже боишься назвать?
— Моя не знает. Однако, они у Мерзакова.
— Сейчас?
Кореец утвердительно качнул головой:
— Уедут скоро. Твоя спеши.
Лёгкое постукивание снаружи прервало их разговор.
— Запрыгивай, Макс, — приоткрыл дверцу майор, потеснившись. — Только быстрей.
— Ну и погодка, повезло нам. — Лейтенант Коробков втиснулся в салон, содрав с лица пылезащитные очки и респиратор.
— Помогает? — кивнул на причиндалы майор.
— Как банан при поносе.
— Что удалось выяснить?
— В кошаре трупы двух охранников, нескольких собак и, похоже, самого Ахмеда.
— Мерзакова?!
— По приметам и фотке, что мы располагаем, он.
— Выходит, компаньоны Ахмеда от него и его людей избавились…
— Длинный тот, который за фотографа, даже зарыть их не удосужился, облил бензином трупы и постройки. Огнём уничтожать всё будут, деньги-то, конечно, уже прихватили.
— Сколько их там?
— Женщина с большим толстяком в юрте, а фотограф в кошаре машину к выезду готовит.
— Значит, песчаная буря им нипочём?
— Профессионалы. Пометили дорогу обратно заранее, или кто-то их будет выводить отсюда.
— Что за оружие у фотографа?
— Был винчестер в руках пятизарядный и нож в сапоге, а те двое из юрты не высовывались.
— Кима оставим здесь, справимся вдвоём. — Майор взглядом оценил тщедушную фигуру корейца. — Ковшов предупреждал, чтобы с него пылинка не упала. Единственный свидетель.
— Как приказано, так и исполним.
— Поспи, — посоветовал Щербина корейцу, выбираясь следом за лейтенантом из «Волги». — Мы скоро.
— Моя тихо, — поёжился Ким.
Когда они бесшумно пролезли под частоколом по ходу, проделанному ранее Коробковым, и подобрались к кошаре, майор поднял руку, что значило «замри!». Тонкий слух не подвёл его. В конце пустой кошары у закрытых ворот отсвечивала блёстками чёрная иномарка, возле которой кто-то копошился. С наружной стороны забора они подобрались ближе. Долговязый верзила возился в салоне, мурлыкая под нос:
— Я не люблю тебя одетой — лицо прикрывши вуалетой, затмишь ты небеса очей…[6]
— Романтичный любовник, — шепнул Щербина Коробкову. — Рассеянные люди, эти любовники, кроме своей пассии никого не замечают. Это нам на руку.
— Сомневаюсь, — возразил лейтенант. — Видел бы ты, как пострелял этот злодей здесь всё живое!
— Никита! Никита! — донёсся от юрты женский крик.
Долговязый разогнулся, нервно выхватил длинный нож из-за голенища сапога.
— Где ты там копаешься? Арсеналу совсем плохо! Надо спешить!
Щербина только теперь смог лучше рассмотреть фотографа.
Жёлтый замшевый пиджак и кепи, длинные ноги обтянуты американскими джинсами с наклейками. Солнцезащитные очки прикрывали глаза, на шее — цветной платок. Чёрные усики делали бы его лицо симпатичным, но спортивную фигуру портил свисающий через брючный ремень запущенный живот.
— Пижон ещё тот, — поморщился майор.
Между тем к водителю подбежала женщина в чёрном брючном кожаном костюме и шляпке. Разглядывать её было некогда, Щербину интересовал их разговор:
— Когда же будет готова машина, Хоббио? — укоряла «чернявка», как окрестил её майор. — Арсеналу недостаточно уколов.
— Что с толстяком?
— Плохо! Повреждена печень, внутреннее кровотечение очевидно!
— Тебе его жалко?
— Он может умереть на наших руках! Верблюд ужасно покалечил его.
— Так и надо пузачу! — хмыкнул верзила. — Уж очень жаждал он моей смерти! Чтобы ты ему досталась со всеми денежками. Теперь подохнет, как те собаки, в этих барханах.
— Как ты можешь? Я всё расскажу отцу! — заплакала женщина. — Отец поручил вам дело, а вы устроили корриду из-за дурацкой ревности, и вот результат!
— Замолчи, Ника, — попытался прижать он её к груди.
— Я тебя раскусила, фигляр! — оттолкнула она его. — Тебе нужны деньги отца, а не я!
Верзила всё же завладел женщиной, как она ни вырывалась, и зашептал ей что-то на ухо.
— Что он шепчет? Уж не стихи ли? — Щербина подобрался ближе и услышал:
— …Рыдала розово звезда в твоих ушах, цвела пунцово на груди твоей пучина, покоилась бело бескрайность на плечах и умирал черно у ног твоих мужчина…[7]
— Хватит! — вырвалась женщина. — Когда ты успел напиться? Ведь тебе вести машину в такой ураган…
— Деньги и всё остальное упаковали? — хмыкнул тот.
— Мы готовы.
— Тогда беги к своему толстяку. Я выезжаю. Будем грузить.
— А всё, что ты здесь натворил?
— Сгорит синим пламенем, — махнув рукой, Хоботов полез в кабину. — Торопитесь.
И, заведя двигатель, он направил рванувшийся автомобиль на ворота, которые легко разлетелись в щепки от удара.
— Надо брать, — шепнул майору Коробков.
— И женщина и болезный могут быть вооружены, подождём, пока они загрузятся в машину. Так безопасней, — не согласился Щербина. — Всех надо доставить в контору живьём. С ними ещё работы невпроворот. Необходимо добраться до главаря. Это основная задача.
— Глянь, что творит бандюга! — дёрнулся Коробков за его спиной.
Хоботов, не торопясь, вылез из кабины, закурил и лениво бросил горящую спичку в кучу сена. Разом вспыхнуло всё, что могло гореть. Захватив кошару, пламя надвигалось на юрту, из которой выбежала женщина, подпирая плечом слабо передвигавшегося перевязанного толстяка. Также с ленцой и откровенной неприязнью водитель помог парочке разместиться в салоне на заднем сиденье.
— Теперь берём! — крикнул Щербина, рванувшись вперёд. — За мной, Максим! Только живьём!
Однако водитель приметил их раньше, выхватив из салона винчестер, он наугад выстрелил несколько раз, дико крича:
— Назад! Назад! Снесу всем башки!
Запрыгнув на переднее сиденье, бандит захлопнул дверь. Взревел
