и следил с ближайшей крыши, куда тот направится. Сигиец под словом «идти» подразумевал именно то, что сказал, и прошел около трети Анрии из Веселой Бездны до Лявилля часа за три-четыре. Эндерн летел за ним, а когда это стало невозможно, полиморф держался неподалеку, постоянно меняя облик, чтобы не показаться два раза на одной улице с одним и тем же лицом. Сигийца он не терял из виду дольше пары секунд. Однако три квартала назад, уже в Лявилле, вышло так, что они разминулись — сигиец просто растворился на полупустой улице. Сперва оборотень взбесился. Делалось тошно от мысли, что он то ли стареет, то ли тупеет и теряет хватку, потому как все чаще его сбрасывают с хвоста. Но Эндерн быстро успокоился и с мстительным злорадством решил, что так даже к лучшему. В конце концов он оказался прав, и этот лось с мордой отсталого сбежал. Эндерн развернулся с мыслью поймать первую попавшуюся карету и обрадовать чародейку «непредсказуемыми» новостями, но… очень долго матерился на всю улицу, столкнувшись с сигийцем нос к носу.
Дальше они пошли вместе. Полиморф обиженно молчал, в любой момент готовый пустить в ход выбросные ножи — меч Механик починил, но не отдал, сославшись на то, что нужно переделать механизм и усилить конструкцию. Сигиец же не проявлял никаких признаков хоть чего-нибудь, просто шел вперед.
— Ты меняешь внешность, — сказал сигиец. — Твоя сули остается прежней.
— Ах ты ж жлоб глазастый… — проскрипел Эндерн, сверкая желтыми глазами.
— Ты мог сразу пойти со мной, а не следить.
— Тха, и куда б ты меня завел?
— В гостиницу «Спящая сельдь».
В отличие от Даниэль Эндерн не горел особым желанием общаться с сигийцем все эти дни и удачно избегал этого. Он вообще считал, что, раз Паук отдал приказ везти того в столицу, надо было обмотать его тремя слоями цепей, сунуть кляп в пасть, запихнуть в ящик и забыть о его существовании. Однако у чародейки вдруг появились другие планы, и это полиморфу очень не нравилось. Он считал — и не без причины, — что у этих идиотов, с которыми приходится возиться, давно уже один мозг на двоих и если что-то случается с одним идиотом, его место тут же занимает вторая идиотка, и наоборот, дабы не нарушался баланс идиотизма во вселенной.
— Слышь, я — не Графиня, — злобно прорычал Эндерн. — Может, она и повелась на твою пресную рожу и охуенные истории, а меня не наебешь. Я тебе ни на полдюйма не верю!
— Почему люди все усложняют? — спросил сигиец.
— Потому что жизнь, сука, пиздец какая сложная, — философски ответил полиморф, ухмыльнувшись. — Без сложностей никак.
— Ты создал себе сложности, которые привели к тому же результату, к которому привело бы их отсутствие.
— А? — недовольно протянул Эндерн.
— Ты все равно идешь со мной в гостиницу «Спящая сельдь», — сказал сигиец. — Получается, склонность людей к усложнению происходит от отсутствия рациональности мышления и неумения распоряжаться своим временем и силами?
— Поговори мне, блядь! — огрызнулся Эндерн. — Я где рацинальный, а где и башку могу отхерачить!
— Не можешь.
— Уверен? — хищно оскалился оборотень.
Сигиец не ответил. Оборотень был значительно ниже ростом, но это не мешало ему чувствовать себя с ним на равных. Он чуть выгнул кисть, потягивая тросик спускового механизма ножен. В правом рукаве куртки тихо звякнула напряженная пружина. Сигиец не обратил на это внимания. Он смотрел Эндерну в глаза. Щека со шрамом дрогнула, искривив губы, что можно было расценивать как угодно. Эндерн предпочел никак не расценивать.
Полиморф кивнул, предлагая идти дальше. Сигиец молча зашагал.
— Ты мне вот чего скажи, если б на Лодочной наша истеричка на тебя не залупнулась, ты бы че, в натуре развернулся б и съебнул? — спросил Эндерн, немного погодя.
— Нет.
— Тха! — рассмеялся оборотень.
— Я бы спросил, кто виновен в смерти Франца Ротерблица, а потом развернулся б и съебнул, — сказал сигиец.
— Да че у тебя за любовь-то с ним, сука, такая?
— Уже сказал: он должен был расшифровать письма Вальдера Ратшафта.
— А тебе в башку не попадало, что он мог тебя наебать?
— Нет.
— Ну и зря, — набычился Эндерн. — Нас он наебал и конкретно. Мне сразу торчок этот не понравился, но кто меня, сука, слушает! Ежели б он сразу сказал, что ты — его кореш драгоценный, столько б херни не пришлось воротить!
— Жизнь пиздец какая сложная, ведь так? — сказал сигиец.
— Тха, — усмехнулся оборотень несколько добродушнее, — а ты быстро учишься.
Сигиец остановился.
— Пришли, — сказал он.
Эндерн посмотрел на фасад «Спящей сельди», стоявшей через дорогу на Т-образом перекрестке. Обычное двухэтажное здание с чердаком старой застройки, каких в Анрии много. Вся улица была примерно одинаковой, местами некоторые дома сохранились даже получше. Если бы не вывеска над дверью, легко спутать с обычными жилыми, первые этажи которых занимают бакалейные лавки, мелкие пекарни или мастерские надомников. В Лявилле хватало портных, ткачей, столяров, плотников и прочих рукоделов, которые не могли составить конкуренцию фабрикам, но пользовались определенным спросом у анрийцев. В этом районе была даже гедская община и вроде бы пара артефакторов, о которых вскользь упоминал Геллер. Через несколько улиц городские виды сильно менялись — там Лявилль граничил с Модером и начинались прифабричные кварталы, примыкающие к заводу «Гутенберг-Фишер», чьи дымящие трубы были видны уже отсюда.
Эндерн сунул руки в карманы куртки, сплюнул на дорогу.
— Значит, тута твои корешки засели, — хмыкнул он.
— Нет, — сказал сигиец, уставившись на гостиницу.
— Чего?
— Их там нет.
— Откуда… — раздраженно начал Эндерн и прикусил язык, заметив блеск серебряных бельм сигийца. — Куда ж они делись?
— Не знаю. Там чужие.
— Тха, это ж общественное заведение, — нравоучительно проговорил полиморф, — конечно, блядь, там чужие!
— Их пятеро, — сказал сигиец, проигнорировав кривляния Эндерна. — Двое внизу. Трое наверху. Там, — он указал на окна на втором этаже в правом крыле гостиницы.
— И че?
— Это наши комнаты. Кроме нас, хозяина и служанки в них никого не пускают. Чужаки что-то ищут. Возможно. Отсюда не определить точно.
Эндерн потер небритый подбородок. В том, что этот черт видит в темноте и сквозь стены, Эндерн уже убедился лично. Как и в том, что он почти безошибочно определяет чей-то настрой.
— Может, твои кореша сдристнули? — предположил он. — А комнаты уже сдали?
Сигиец немного помолчал, всматриваясь серебряными бельмами в гостиницу.
— Хозяин и служанка тоже в общем зале, — сказал он наконец. — Держатся вместе. Напуганы. Сильно. Один из чужаков ведет себя агрессивно. Вероятнее всего, пьян.
— Все понятно, — Эндерн подбоченился, — пьяный дебош, эка невидаль.
— Здесь не бывает пьяных дебошей. Клиенты у хозяина постоянные, но ни одной сули не знакомо.
Сигиец оборотню не нравился. Он не доверял ему и не собирался доверять. Но внезапное чувство заставило заколебаться.
— Ну и чего ты себе думаешь? — спросил Эндерн.
— Ничего.
Сигиец шагнул. Оборотень среагировал мгновенно, выставив руку.
— Так, стоять! — скомандовал он. — Куда собрался?
— Выяснить, что происходит.
— А если то самое?
— Что самое?
Эндерн утробно хрипнул от охватывающего его раздражения.
— Шухер конкретный да шпана с перьями, — пояснил полиморф сквозь зубы. Сигиец, вернув глазам обычное состояние, посмотрел на него с обычным своим видом барана перед новыми воротами. Постоянно смотрел так, когда что-то было выше его понимания. — Под ребра тебе напихают. Не думал об этом?
— Нет.
— Да я, сука, заметил: думать — вообще не по твоей части! — зло бросил Эндерн. — Забыл, что твоя кочерга у нас?
— И кинжал.
— И кинжал, ага. А ты собрался лезть туда, где засели пятеро и роются в твоих шмотках?
— Да.
— А если они тебя ждут?
— Не исключено.
— И ты лезешь туда без оружия?
— Моя кочерга осталась в вашем доме, — сказал сигиец. — Возвращаться за ней слишком долго.
Эндерн схватил его за рукав и толкнул в закоулок между домами. Сигиец не сопротивлялся.
— Ну-ка пойдем-ка пошушукаемся, — прошипел оборотень. — И горе тебе, блаженный, если ты меня все-таки наебать удумал.
Глава 38
III
В вечернее небо поднялся большой филин и пролетел над крышами до «Спящей сельди». Он был очень недоволен и упрекал себя за то, что делает. Но делал, сам толком не понимая, почему.
Филин опустился на подоконник одного из указанных сигийцем окон и заглянул в комнату, лупая желтыми глазищами. За стеклом действительно находились люди, только их было двое, а не трое. Они
