наши – хунта. А вы кто будете?
– Отец, мы журналисты, мы вам солдата принесли, он там лежит, на улице. Надо бы его отпеть.
Старик пошел к алтарю и что-то там переставил, потом вытащил подставку для Святого Писания и установил ее посередине зала напротив алтаря. Я так понял, что он готовился к службе, только не понял, связано это было с нами или нет. В его каморке были свалены вещи: какие-то мешки, утварь, тряпки, шапки, карты, зажигалки.
– Жертвенник вон там, – сказал отец и показал в угол.
– Хорошо, а сколько надо? – спросил Юра.
– А сколько не жалко, но за хунтовца вы уж положите.
Юра немного обиделся, но достал столько, сколько у него с собой было, да я ещё добавил немного. Он всё положил, куда показал священник.
– А как вас зовут? – спросил я.
– Алексием величать.
Священник достал всё необходимое и махнул нам рукой.
– А он православным был?
– Наве… – начал было я, но Юра меня вовремя перебил.
– Был, был.
Он взял меня под локоть, и мы ушли за телом. Илья куда-то запропастился, видимо, увлекся фотографированием, поэтому нам пришлось нести тело втроем с Костей. Аркадий демонстративно стоял возле ограды и не заходил даже на территорию. Каждый раз, когда в кустах играл ветер или на дорогу выбегала какая-нибудь кошка, он сильно сжимал пиджак в своей руке и пригибался.
Мы положили тело парня в храме на пол, расчехлили мешок, чтобы священник мог надеть ему белый венок и набросить саван.
– Как его зовут?
Мы с Юрой переглянулись. У меня в голове промелькнуло только «Ушастый».
– А так нельзя? – спросил Юра.
– Ребята, – священник начал сердиться. – Вы что тут мне устраиваете? Нельзя же так! Вы кого тут положили?!
– Подождите, давайте… – сказал Костя и начал осматривать его карманы. Там он нашел какой-то красный документ. – Василий.
– Хорошо, – сказал отец и отошел в сторону за реквизитом.
Мы встали рядом с телом, руки по швам, глаза – в пол. Священник начал отпевание. Мне показалось, что пару раз внутрь заглядывал Аркадий. Кажется, я видел его в дверях, но он ни разу не зашел.
Всё заняло куда меньше времени, чем я думал. Судя по моим детским воспоминаниям, когда бабушка водила меня в церковь, служба там длится вечность. Слава богу, что я не стал верующим. Но тут все было быстро. Не успел я поднять глаза, как священник обрызгал нас святой водой. Юра перекрестился, мы тоже. Юра был прав – после этого стало немного легче. Мы вынесли тело как раз тогда, когда вернулся Илья. Он стоял вместе с Аркадием, и они что-то обсуждали.
– Ребята, я сейчас вернусь, – сказал я и вошел обратно в храм.
Я застал отца Алексия, когда он убирал инвентарь.
– Батюшка, а где тут дом Шляпиных?
– А что?
– Да я их дочь Лену знаю, вот она наказала навестить родителей.
– Они тут недалеко живут, как выйдете прямо и по левую руку дом с синим забором. Номер четыре.
– Спасибо.
– Гореть вам всем в преисподней.
Священник сказал это так спокойно и безапелляционно, что я не нашел, что ему ответить. Я развернулся и вышел прочь.
– Мужики, мне надо вон в тот дом заскочить.
– Ты что, в туалет собрался? Вон кусты.
– Нет, там живут родители Лены.
– Какой ещё Лены? – Аркадий торопился уйти.
– Она в гостинице работает, попросила меня ее родных навестить, я быстро.
– Капец! Ты уже себе бабу завёл, с ее родителями идешь знакомиться! Жесть!
– Дайте мне десять минут! Или идите к машине, а я догоню.
Я не стал ожидать дальнейших прений и убежал в сторону дома номер четыре с синим забором и белыми деревянными ставнями. Калитка легко открылась, я вошел на порог и стал звать хозяев.
На мой голос я услышал какое-то слабое «А», больше похожее на «Э». Я прошел внутрь, предварительно сняв обувь. Там я увидел, что на старом желтом диване, прилично изодранном кошками, лежал пожилой мужчина, укрывшись старым одеялом. От него неприятно пахло. Он не мог говорить, только мычал, увидев меня. Кажется, шевелиться от тоже не мог.
– Здравствуйте, меня ваша дочь прислала!
Затем я услышал крик. Я увидел, что со стороны грядок на меня смотрит пожилая женщина с ведром. Ее глаза округлились, она закричала на меня и вошла в дом.
– Что ты тут делаешь?! Вон отсюда! Нет у нас ничего! Скоты! Убирайтесь! Ничего нет! Пошли вон!
– Стойте, стойте! Я по просьбе дочери вашей зашёл!
Женщина немного успокоилась.
– Ты кто такой? Чего тебе надо?
По ее виду было понятно, что она готова огреть меня ведром по голове.
– Мне ваша дочь Лена сказала к вам зайти. Это же дом Шляпиных?
– Да, он самый. А Лена где?
– На работе, наверное. Я с ней живу.
Женщина удивилась.
– То есть я живу в гостинице, где она работает. Она мне сказала, что если я буду в Черново, чтобы я к вам заглянул, справился о здоровье.
– О, господи, господи.
Женщине стало плохо. Она села на стул. Муж на диване продолжал мычать.
– Вы только успокойтесь, с ней все хорошо. Она работает в гостинице, жива, здорова.
– Что вы тут делаете?
– Мы солдата принесли отпеть в церковь, вот, уже уходим. Расскажите, как вы тут, чтобы я Лене передал.
– Да мы-то что, вон, Максим Петрович уже на ладан дышит, – сказала она и заплакала. – Ноги уж отнялись, не ходит, ничего. Даже уже и говорить-то не может. Беда.
– А вы как? Военные тут были? – я присел в старое кресло с деревянными подлокотниками.
– Да были, да прошли, как бородавки. Забрали все, что могли унести. Да что там было-то – сначала наши все забрали, чтобы с армией драться, да какой-там драться! Ужас, что было. Мы же ни позвонить, ни написать – ничего не можем. Мы уж еле картошки немного припрятали, да в погребе компот, ничего уж нет. Выживаем кое-как, ничего не работает. Скоро там все кончиться-то?
– Я не знаю, но вроде скоро. Я вам вот что принес.
– Я выложил на маленький столик, накрытый вязанной салфеткой, все сладости, которые вручил мне Салман, пару банок тушенки, да пачку чая.
– Ой, спасибо, сынок. Надо это спрятать, а то придет ещё кто.
– Да, точно. Сколько тут людей осталось? Мы вот отца Алексия встретили.
– Немного осталось, только те, кому идти некуда. Ничего мне про Алексея не говори, тот ещё жук. Не хорошо так о святом говорить, но тьфу на него. Я бы тебя угостила чем, да нечем.
– Ничего страшного. Мне
