у кого здесь не было сомненья, что, может быть, не надо им жрецов при первом таинстве совокупленья?)
Родить они должны на свет семью, которая стократ умножит энергию любви потока. Основа это нашей жизни – любви поток. О чём толока?
И всё дурное плавится в любви, как воск, попавший в кипяток. И всё хорошее оттуда вырастает. И мудрость, и отвага, и верности цветок.
И лютый зверь, и человек, и цвет душистый пышно расцветает. Что значит, жить на свете не любя? Как ты любить умеешь? Кто – тебя?
И на вопросы эти, как тут ты не крути, – всем предстоит ответ найти.
Науке этакой мудрено научиться, самим без помощи жрецов. Идёт она от наших праотцов. Конечно, можно, в принципе… и ты готов?!
Но сколько же готов ты наломать тут дров? Ты думаешь, что мало?! Ты глянь вокруг. Кого на свете только не бывало?!
Как много диких варварских людей, не ведающих, даже в подсознаньи, источник чистой и святой любви.
Ох, сколько ж их?!Заросших злобой, жадностью, тоской… Да как угодно это назови! И всё это течёт от них и дальше, течёт поганой мутною рекой…
А, в самом деле, – просто ! НЕТ ЛЮБВИ!
Смотри: тот только хапает и хапает себе. А, в сущности, как человек, зачах. Земля вампиров жизни неохотно носит на древних умудренных опытом плечах.
Хапуги. Всё им мало, всё ничему не рады… Всё потому, что в жизни их нет душеньки, Весёлой милой душеньки – отрады.
А есть ещё любовник – обезьяна. Всё ищет он супругу без изъяна, то эту пользует, то ту. Всё хочет, чтоб ему готовое на блюде принесли.
И ум, и лошадиное терпенье, и легкий тонкий стан и красоту,И мягкий лёгкий нрав, и страстную стервозность.
Частенько забывая: подходящая жена, по сути – мужа отраженье. Уж лучше сразу б в зеркало взглянул – и понял: какая сволота ему нужна!
И женщины не лучше! И чтоб богат был и умен. Чтоб был красавец стройный, сильный. И только ею чтобы был он поглощён.
И чтобы только на руках носил, из сил николь не выбивался. Капризы все сносил, и ею только любовался. И вкусно есть, и сладко спать не часто бы просил.
Так и живут. Не чувствуя и не любя. И не беря любви, и не давая. Как ненасытный вепрь. Всё – только для себя!
Всё роют и коверкают вокруг, как, дикой лошадью тащимый, дикий плуг. В конце концов, такие обязательно «нароют», не видя ничего хорошего вокруг, Уйдёт от них последний, тот самый, терпеливый друг.
И ничего отчётливо не понимая, молотят воздух. Нет счастья им. Хоть вой! На самом деле – просто нет любви. Только она даёт нам всем ликующий покой.
Любви поток в ответ от них не получая – коль будет слишком много их – нас скинет Матушка-Земля. Меня, тебя низвергнет, всех скинет нас, не разбирая. Имел ты жизнь? Почто жил не любя?!
Глава 3. Отцы и дети
Но это небольшое отступленье… Вернемся в храм, где скоро должен вознестись, на брачном ложе, Костер славянского совокупленья.
Жрецы, сойдя, за руки молодца схватили, промеж себя его поставив, Отринув в сторону его отца и мать, и те покорно отступили. Надежды на поддержку не оставив.
Все расступились перед шествием невесты. Затих, возникший было, шум, и усмирились жесты. Вот вывели её вперёд отец её и мать, обняв своё дитя за плечи.
И жрец, что справа был, не открывая лика, неторопливо, нараспев, без крика, повёл допросны речи.
– Отец, ты дочь, зачем сюда привел свою?
– Её я замуж здесь сегодня отдаю.
– А ты зачем пришла, та, что на свет её родила?
– Мне дочку жалко отдавать, что б я ни говорила, но, по закону предков, нежный стон к утру я жажду услыхать, вещающий: « Костёр любви зажжен!»
К юнцу свой взор оборотив, старик спросил жестоко: «Насколько любишь ты её? На сколь твой дух высоко?»
– Люблю, как любят воду, дождь, как запах хлеба, моря, крики чаек. И без неё, как и без них, я жизнь себе не представляю.
– По возрасту ты юн. Что скажет твой отец? Умеешь ли ты ставить дело, слово? Ведь жизнь – не шелк. Всё истирает, как песок подкову. Как выпьешь чашу испытаний, что жизнь готовит всем?А если – только горсть любви и три горсти страданий?
– По виду сын мой юн. Но жизнью он испытан. Мужей мудрее многих мой птенец. Да что там говорить? Ходил он к Меру. Там получил он мужества венец! – и сына горделиво, похлопал по плечу отец.
И жрец, что слева был, глаза поднять невесту попросил.И внятно отвечать, чтоб было всем на площади слыхать: « Давно его ты полюбила?»
– Мне кажется, что с детства моего, я глаз с него не отводила, – чуть слышно робко дева говорила.
– Ты добровольно и с охотой шла сюда?
И нежный ветерок разнес: «Да! Да!»
– Ну, что ж, закончим разговоры, дочь на руки возьми, отец. Конец пришел над нею вашей власти .Отдай её тому на руки, кто должен мужем ей сегодня стать. И кто уже, как кажется, почти сгорел от страсти.
Встал на колено Клён, чтоб груз бесценный от отца принять. Невеста, бледная, к его груди прижала всё мокрое лицо от слез. И спрятала свой покрасневший носик средь золота своих волос. Как камень он стоял, коленопреклоненный, с ней на руках. И белый лёгкий плат ей мать на голову её неспешно повязала. И обняла, и долго – долго дочку целовала, в солёных вся слезах.
Его волненье выдавал лишь взгляд да трепетных ресниц пушистый взмах. По животу его, и по спине его бежала дрожь. И сыпали на них горстями рожь. От нежности дар речи потерял. Как перышко её легко поднял, и, окруженный серыми тенями, шел быстро и покорно, пока в проёме черном не пропал.
Со скрипом повернувшись на петле, за ними грозно хлопнула входная рама. И с этого мгновенья до утра, никто не смеет потревожить двери храма.
У храма до утра, рассевшись на камнях, согретых за день солнцем, осталась взрослая родня, да несколько охочих взрослых пар. Всех остальных, весь молодняк зелёный, погнали до двора.
Негоже раньше времени в соблазн вводить детей и разжигать в телах любовный жар. Не вовремя раздутый в хилом теле он разрушает чувственность.И сушит мозг, но человек, что жизнь даёт потомкам, быть должен полноценный.
А слишком юный любодей хилеет изнутри и