благополучные подмосковные дворы. Интоксикация, конечно, не была поголовной, но отдельные слабые личности, впечатлительные со знаком «минус» натуры, пали жертвами известного уголовного обаяния. К ним, к сожалению, принадлежал и Артем. Сумма генов и дурного примера старших дворовых авторитетов, а именно того самого дружка Серого, сделали свое недоброе дело.
От Читы до Подмосковья основой «ауешного» строя была строгая иерархия. Все подростки делились на группы, по тем же правилам, что на зоне: начиная с авторитетов и заканчивая партами для «опущенных».
Серый называл себя «смотрящим по школе», в которой учился Артем. Это значило, что все учащиеся от первого до последнего класса были обязаны ежемесячно отстегивать ему определенное количество денег «на общак». Уголовный банк, средства из которого уходили на «грев» тех, кого воровская романтика довела до логической точки – в тюрьму или на зону.
Естественно, на самом деле, никто в школе Серому ничего не платил. И рассказы его действовали только на таких доверчивых и впечатлительных олухов, как Артем.
– Надо нам нормальное дело замутить, чтобы старшие увидели, – не раз заявлял во дворе Серый. – Совсем другое отношение будет. За тебя впишусь, на мое место пойдешь. Смотрящим.
– А ты? – робко спрашивал завороженный перспективами уголовного роста Артем.
– Короноваться думаю, – задумчиво отвечал 15-тилетний Серый. – Надо только кого-то в законе найти, кто поручится.
В прошлом учебной году, на пути к мечте, приятели попробовали провернуть несколько криминальных дел. Но результаты их были откровенно жалкими.
Кража не удалась. Классная руководительница застала Артема со своим кошельком в руках и похвалила потом при всем классе. За то, что он подобрал его и принес, в то время как она, растяпа, его уронила и потеряла.
Разбой вышел еще более убогим. Остановленный в подворотне рядом с домом одноклассник не только не дал денег, но еще и пригрозил, что все расскажет матери. Пришлось отдать ему все свои.
Летние каникулы прошли тоже законопослушно – курение за гаражами не в счет.
И тут, наконец, такой шанс!
Артем услышал телефонный разговор матери, из которого было понятно, что тетя Клара повезет с работы крупную сумму денег. Из своего офиса, в котором он тоже бывал пару раз.
Тетя Клара – маленькая, щуплая. Он сам был выше ее минимум на полголовы. Припугнуть ее газовым пистолетом (который, он знал, есть у Серого) и она сама все отдаст.
Серый откликнулся сразу. Решили, что грабить будет все-таки он, а Артем постоит на стреме. Вдруг сына подруги она все же узнает?
И все получилось! Денег причем было в несколько раз больше, чем они ожидали.
К сожалению, жертва их дерзкого ограбления стала кричать, и от неожиданности Серый ударил ее револьвером по голове. Да еще и добавил ногой, когда упала. Из-за этого Артем переживал сильнее всего. Тетя Клара ему нравилась.
Фантазии о приеме в полноценное воровское общество из влажных и зыбких делались твердокаменными, как пубертатная эрекция – ну, так им самим показалось. Серый пообещал завтра же договориться с «авторитетами» насчет нового «бойца». Который крутецки себя проявил: дал точную наводку на огромную кучу бабла.
– Это, как минимум, прием в ряды! – хлопал Серый по спине Артема, которого все еще трясло от того, что они сделали.
Не подававшее признаков жизни тело сына Генриетта нашла этажом ниже своей квартиры, дома у его дворового приятеля Серого. Тело которого тоже лежало тут, уткнувшись носом в заблеванный ковер, и пело «Батарейку».
– Оба в сопли! – констатировал Ложкин.
Рядом валялась недопитая бутылка водки. Примерно двух ее третей хватило на то, чтобы отправить неопытных школьников в нокаут. Деньги, вынутые из пачек и густо разбросанные по всей комнате, живописно заканчивали общую картину.
– Наверняка с бабками фотографировались, гангстеры, – подметил Василий.
В прихожей Иван нашел лыжную шапку с прорезанными в ней глазными отверстиями.
Клара принялась собирать деньги, тут же аккуратно их пересчитывая.
– Сынок… – гладила, плача, Генриетта голову сына, разрушившего все ее планы и надежды.
Для нее все произошедшее было действительно настоящей катастрофой.
Минут десять ушло на то, чтобы привести ковбоев в себя. Растерев им уши и подержав за шиворот под холодной водой, Иван с Василием постепенно привели мальчишек в состояние, позволяющее хоть как-то воспринимать реальность.
С нарастающим, по мере приходящего понимания ситуации, ужасом школьники начали отвечать на вопросы. Полное признание было получено за считанные секунды. Рассказывая, как было дело, уголовные романтики вовсю старались спихнуть вину друг на друга.
Клара в это время закончила пересчитывать деньги.
– Уф. Почти все.
В полученной сумме не хватало лишь стоимости бутылки водки и пачки вафель, обертка от которой валялась рядом. Сами вафли, не задержавшись внутри не состоявшихся «авторитетов», тоже были тут, на полу, в виде неприятно пахнущей лужицы.
Генриетта и Клара прошли на кухню Серого.
– Что мы будем делать? – спросила тихим голосом Генриетта, не поднимая глаз. – В полицию…
Адвокатесса не смогла говорить дальше, путь словам преградили подступившие слезы.
– В полицию мы не пойдем, – успокоила Клара.
– Но как… Что мне с ним делать… – Генриетта все же заплакала. – Как его от всего этого… если он еще что-то такое сделает…
– Спокойно, – сказал появившийся на кухне Ложкин таким тоном, что всем действительно стало спокойней. – Вы на пять минут меня с ними оставьте, окей?
Ложкин заперся на кухне с трезвеющими «бандитами». Пять минут все с удивлением слушали неразборчивое, но какое-то «весомое» бормотание Василия, говорящего с подростками. Оно то снижалось до шепота, то подпрыгивало до блатного крика. В этой странной полифонической палитре мелькнули и насмешки, и угрозы, и даже дружеские доброжелательные наставления.
Наконец Ложкин открыл дверь и тоном Василисы Прекрасной, за сутки соткавшей невиданной красоты ковер, скромно произнес:
– Принимайте работу.
Рыдающие в три ручья «ауешники» вытекли с кухни в коридор.
– Мамочка, прости меня! – выл Артем, крепко обнимающий Генриетту за ноги. – Я все понял! Я больше никогда так не буду!
– Тетя Гена, пожалуйста, не говорите маме! – рыдал и второй подросток.
– Что ты им такое сказал, Макаренко? – уважительным шепотом поинтересовался у Ложкина Иван.
– Объяснил, что с ними будет, если братва узнает, как они кололись, и друг друга топили. Пара историй из жизни стукачей. Что с ними в камерах делают, как по зонам объявляют, и так далее. Вуаля.
Артемий дал слово себе и матери, что никогда в жизни не захочет в мир, где такое делают с людьми. Серый поклялся в том же самом. Газовый револьвер и остатки водки у него изъяли и наказали к приходу родителей хорошенько убраться в квартире.
– Мать за шапку заругает, – шмыгая носом, сказал Серый,
