– Конечно нет! Я не большой знаток поэзии, но действительно ли стихи лорда Байрона настолько переоценивают?
– Ну, я так считаю, – ответила она. – И давно поняла, что, как бы ни старалась, вообще не могу оценить поэзию должным образом. Тем не менее я все-таки предприняла величайшие усилия, чтобы прочитать «Абидосскую невесту».
– Тщетные, насколько я понимаю?
Она кивнула, выглядя слегка пристыженной:
– Да, хотя, пожалуй, я бы с упорством продолжала, если бы библиотека не прислала мне сверток с двумя книгами, которые мне очень уж хотелось прочитать. Но я обнаружила, что больше не в состоянии сосредоточиться, и потому оставила попытки. А одна из книг была вполне достойной! – сказала девушка, словно оправдываясь, и добавила:
– «Жизнь Нельсона» мистера Саути[6]– она вам не попадалась?
– О да! Это действительно замечательный труд! Стоящий всех его «Талабасов», «Мэдоков» и «Проклятий»! Но, мисс Шоли, что это был за другой труд – не такой достойный! – который отвлек вас от «Аби-досской невесты»?
– Ну, это был роман, – призналась она.
– Предпочесть роман лорду Байрону! Ах, мисс Шоли! – насмешливо воскликнула миссис Кворли-Бикс.
– Да, я действительно его предпочла. Более того, я взялась за него с величайшим облегчением, потому что он о вполне обычных, реальных людях и в нем никто никого не убивает. Кроме того, он оказался исключительно занятным, как я и догадывалась. – Она застенчиво посмотрела на Адама и спросила, слегка запинаясь:
– Он написан автором «Разума и чувствительности»[7], который – н-но, вы, возможно, не помните! – понравился мне, но м-мисс Оверсли сочла его слишком скучным. Я помню, что мы поспорили о нем однажды в вашем присутствии.
– Нет, я не припомню этого случая, – ответил он, чуть покраснев, – но знаю, что мисс Оверсли предпочитает романтику будничности. Она также очень увлекается поэзией.
– Ну, о вкусах не спорят, – сказал мистер Шоли, который приближался к завершению своей трапезы. – Но, должен сказать, я не понимаю, какая польза в написании стихов, разве что для детей, чтобы учить их этому в школе, хотя какую пользу они им принесут, тоже не знаю. И все-таки это было замечательно – слушать, как ты декламируешь, Дженни, а ты так прекрасно запоминала свои отрывки.
Миссис Кворли-Бикс бросила многозначительный взгляд на Адама, но тот, уклонившись от него, ухватился за возможность, предоставленную замечанием хозяина, вовлечь мисс Шоли в череду воспоминаний о разных стихах, которые их детьми заставляли учить наизусть. Мисс Шоли стала заметно менее застенчивой в этой игре, связанной с неуместными сравнениями, – обстоятельство, которое побудило ее родителя мимоходом заметить, когда дамы покинули обеденный зал, что она и гость понимают друг друга с полуслова.
Адам почувствовал, что весь сжался, и постарался преодолеть отвращение. Ему это не вполне удалось, но мистер Шоли не стал развивать эту тему, посчитав гораздо более важным убедиться сперва, что его портвейн оценен должным образом, а потом узнать, созвучно ли мнение его благородного гостя относительно миссис Кворли-Бикс его собственному. Адам ответил уклончиво. Хотя он не был в восторге от этой дамы, но считал ее положение нелегким и испытывал к ней глубокую жалость, как, к любому человеку, вынужденному жить с мистером Шоли.
– Ну, по моему разумению, она просто-напросто ломака, – сказал этот достойный муж. – Я надеялся, что вы поставите ее на место, потому что чего я не выношу, так это притворства! Да, и я тоже не люблю смитфилдские сделки, и у меня сильное подозрение, что как раз это я и получил, когда нанял эту даму компаньонкой к Дженни. Поймите, я не скряга, но я хочу получить за свои деньги стоящую вещь, и не жалею ни пенни, когда получаю ее, можете не сомневаться! Наверное, вы заметили жемчуга, которые носит моя Дженни? Я купил их у «Ранделл энд Бридж» и не моргнув глазом выложил за них восемнадцать тысяч – хотя, конечно, сбил цену на пару тысяч, прежде чем сказал «По рукам!»
Вызвать мистера Шоли на разговор о его имуществе не представляло особой трудности. Прежде чем он объявил, что настало время присоединиться к дамам, Адам подвел его к описанию обстоятельств, при которых он приобрел массивную многоярусную вазу для середины обеденного стола; того, сколько он заплатил за различные картины, которые украшали стены; как заполучил, прямо с таможни, обеденный сервиз, которым Адам искренне восхищался, и множество других сведений того же рода. В душе презирая себя, виконт поощрял его разглагольствования на любимую тему. Это было плохо, но гораздо хуже было подвергнуться расспросам, достаточно ли ему нравится мисс Шоли, чтобы жениться на ней, а именно этот вопрос, как он понимал, все время вертелся на языке мистера Шоли.
Войдя в гостиную, мужчины обнаружили, что дамы сидят у камина, мисс Шоли была занята вышиванием. Миссис Кворли-Бикс тут же обратила внимание на Адама, призывая его полюбоваться вместе с ней изящным узором, который дорогая мисс Шоли сама нарисовала, и интересуясь, видел ли он когда-нибудь еще такую красоту.
– Я всегда говорю, что она служит мне немым укором, заставляя краснеть, своей энергичностью и своими достоинствами. Я льщу себе мыслью, что я не такая уж посредственная швея, но ее стежки ложатся так ровно, что мне просто стыдно показывать свою собственную работу. А ее музыка! Милая мисс Шоли, надеюсь, вы доставите нам удовольствие сегодня вечером? Позвольте мне позвонить лакею, чтобы он открыл инструмент! Я знаю, что вам, лорд Линтон, понравится ее игра, которая, осмелюсь заметить, просто великолепна.
Адам сразу же откликнулся, сказав, что с большим удовольствием послушает игру мисс Шоли, но та отказалась с такой категоричностью, что не было смысла настаивать. Миссис Кворли-Бикс обратилась за поддержкой к мистеру Шоли, но и это оказалось тщетным.
– Да, она играет очень хорошо, не отрицаю, и я временами не прочь послушать хорошую мелодию, но сейчас нам не нужна музыка, – сказал он. – Любовь моя, я пообещал его светлости показать свой фарфор, так что подойди к моему шкафу и покажи лучшие экземпляры, потому что, как я сказал ему, ты знаешь об этом больше меня.
Она повиновалась, но, поскольку Адам слишком мало знал о фарфоре, чтобы суметь ее разговорить, эта попытка способствовать лучшему взаимопониманию между ними была не слишком удачной. Мисс Шоли, может быть, и обладала немалыми знаниями, но она явно не испытывала воодушевления. Адам, вспоминая, как ее отец говорил ему, что она ничем не уступает справочнику, подумал, что учебник был бы более удачным сравнением. Она могла восполнить пробелы в его знаниях относительно мягкой глины и жесткой; объяснись, что винсенская лазурь на вазе, которой он восхищался, нанесена кистью; рассказать, что пара великолепно глазурованных тварей, сидящих на пьедестале, – это килины[8]; но когда она Обратила его внимание на прекрасную текстуру чернильницы фарфора Сен-Клод, она сделала это ровным, бесстрастным голосом, и ее руки, когда она демонстрировала тарелку династии Юнчжен с красным дном, были осторожными, но не любящими. Адам вдруг осознал – с проблеском удивления, – что не она, с ее превосходным знанием, по-настоящему любила все эти вазы, чаши и сервизы, а отец, который мог лишь сказать, нежно поглаживая вазу famille noire[9]:
