Вернувшись в Ридлсдейл, лорд Питер обнаружил нового посетителя, сидящего за чайным столиком. При входе Питера он поднялся в полный рост и протянул красивую, артистически выразительную руку. Он не был актером, однако нашел этой руке применение в исследовании драматических моментов. Его великолепная фигура и посадка головы впечатляли; черты его лица были безупречны, глаза — безжалостны. Вдовствующая герцогиня однажды отметила: «Сэр Импи Биггс — самый красивый человек в Англии, но ни одна женщина никогда не полюбит его». Ему исполнилось тридцать восемь, он был холост и знаменит своим ораторским искусством и обходительностью, но также и безжалостным препарированием враждебных свидетелей. Его необычным хобби было разведение канареек, и помимо их трелей он не признавал никакой музыки, кроме мелодий ревю. Он ответил на приветствие Уимзи своим красивым, звучным и совершенно управляемым голосом. Трагическая ирония, глубочайшее презрение или дикое негодование — это были эмоции, с помощью которых сэр Импи Биггс управлял судом и присяжными; он преследовал по суду убийц невиновных, защищал в случаях преступной клеветы и, заставляя двигаться других, сам оставался камнем. Уимзи выразил свое восхищение от встречи с ним голосом, по контрасту еще более хриплым и запинающимся, чем обычно.
— Вы только что от Джерри? — спросил он. — Свежий тост, пожалуйста, Флеминг. Как он себя чувствует? Я не знаю человека, который бы подобно Джерри извлекал, по возможности, лучшее из любой ситуации. Я предпочел бы сам испытать подобный опыт, вы понимаете; только мне было бы ненавистно сидеть взаперти и наблюдать, как какие-нибудь идиоты неумело работают с моим делом. Никакой критики в сторону Мурблса и вас, Биггс. Я имею в виду себя, я имею в виду человека, который был бы мною, если бы я был на месте Джерри. Вы следите за моей мыслью?
— Я как раз говорила сэру Импи, — сказала герцогиня, — что он в самом деле должен заставить Джеральда сказать, что он делал в саду в три часа ночи. Если бы только я была в Ридлсдейле, ничего этого не случилось бы. Конечно, все мы знаем, что он не делал ничего дурного, но нельзя ожидать, что присяжные заседатели поймут это. Низшие сословия такие предвзятые. Абсурдно, что Джеральд не понимает, что он должен объясниться. Он не имеет никакого соображения.
— Я сделаю все от меня зависящее, чтобы убедить его, герцогиня, — сказал сэр Импи, — но вы должны иметь терпение. Адвокатам необходимо немного таинственности, знаете ли. Когда каждый, кого вызывают, говорит правду, всю правду и ничего кроме правды, мы должны удаляться на совещание.
— Смерть капитана Кэткарта очень таинственна, — сказала герцогиня, — хотя, когда я думаю о том, что стало о нем известно, мне кажется весьма удивительной обеспокоенность моей золовки.
— Я полагаю, вы не могли бы заставить их вынести обвинительный приговор «Смерть за посещение Бога», не правда ли, Биггс? — предложил лорд Питер. — Разновидность наказания за желание жениться на представительнице нашей семьи, а?
— Я знал и менее разумные приговоры, — ответил Биггс сухо. — Замечательно, что у вас есть что предложить присяжным, можете попробовать. Я помню, однажды в Ливерпульской выездной сессии суда присяжных…
Он умело направил разговор в тихую заводь воспоминаний. Лорд Питер наблюдал его статный профиль, выделяющийся на фоне огня; он напоминал ему о суровой красоте Дельфийского возничего и был таким же красноречивым.
Только после ужина сэр Импи поделился своими соображениями с Уимзи. Герцогиня легла спать, и двое мужчин остались одни в библиотеке. Питер, одетый в безупречный смокинг, говорил больше чем обычно и был весел весь вечер. Теперь он взял сигару, удалился к самому большому креслу и держался в тени в полном молчании.
Сэр Импи Биггс шагал взад-вперед около получаса и курил. Затем он решительно пересек комнату, включил настольную лампу и направил свет прямо в лицо Питеру. Сев напротив него, он сказал:
— А теперь, Уимзи, я хочу знать все, что знаете вы.
— В самом деле? — спросил Питер. Он встал, отсоединил настольную лампу и отнес ее к тумбочке.
— Только никакого запугивания свидетеля, — добавил он и усмехнулся.
— Меня не заботит, что я разбудил вас, — сказал Биггс невозмутимо. — Итак.
Лорд Питер вытащил изо рта сигару, посмотрел на нее с одной стороны, аккуратно перевернул, решил, что пепел может продержаться минуту или две, еще покурил, не говоря ни слова; когда падение стало неизбежным, снова вынул сигару, полностью высыпал пепел точно в центр пепельницы и начал свой отчет, умолчав только о чемодане и опустив информацию Бантера, полученную от Элен.
Сэр Импи Биггс слушал со спокойным вниманием, которое Питер раздраженно описал как хладнокровие перекрестного допроса, и время от времени задавал проницательный вопрос. Он сделал несколько пометок и, когда Уимзи закончил, сидел, задумчиво, барабаня пальцами по своей записной книжке.
— Я думаю, мы сможем построить на этом дело, — сказал он, — даже если полиция не найдет вашего таинственного человека. Молчание Денвера — конечно, труднопреодолимое осложнение. — Он на мгновение закрыл глаза. — Вы говорили, что обратились в полицию, чтобы они нашли парня?
— Да.
— Вы очень плохого мнения о полиции?
— Не особенно. Это их работа; у них есть все средства, и они делают это неплохо.
— Ах, вот как! Вы надеетесь найти этого человека, не так ли?
— Да, надеюсь.
— И что, по-вашему, произойдет с моим делом, если вы найдете его, Уимзи?
— Что я…
— Послушайте, Уимзи, — перебил его адвокат, — вы не дурак, и бесполезно строить из себя деревенского полицейского. Вам действительно нужно найти этого человека?
— Да, очень нужно.
— Как хотите, конечно, но мои руки уже связаны. Вам когда-либо приходило в голову, что ему, возможно, лучше не быть найденным?
Уимзи уставился на адвоката с таким неподдельным удивлением, что фактически разоружил его.
— Имейте в виду, — сказал последний настоятельно, — если полиция завладеет вещью или человеком, бесполезно будет полагаться на мою, Мурблса или чью-либо еще профессиональную проницательность. Все оценивается в обычном свете и считается заурядным. Вот, например, Денвера обвиняют в убийстве, а он самым категорическим образом отказывается оказать мне минимальную помощь.
— Джерри упрямец. Он не понимает…
— Вы полагаете, — прервал его Биггс, — что я не приложил усилий, чтобы заставить его понять? Он твердит только: «Они не могут меня повесить; я не убивал этого человека, хотя, по-моему, просто замечательно, что он мертв. Это не их дело, чем я занимался в саду». Теперь я спрашиваю вас, Уимзи: это разумное отношение к делу человека в положении Денвера?
Питер пробормотал что-то типа «никогда не имел ума».
— Кто-нибудь говорил Денверу об этом другом человеке?
— Что-то неопределенное было сказано о следах во время дознания, я полагаю.
