Паша и прикрикнул на Марушко: - Шагай, шагай! Уговаривать тебя, что ли?
Он кипел от негодования. Ему поручили не столько стеречь самого Марушко (в открытом море бежать некуда), сколько охранять его от товарищей.
У дверей салона Паша задержался.
- Слушай, ты!.. - хмуро предупредил он Марушко. - Я тебя не трону. Но если умрет… считай себя покойником. Ни капитан, ни сам черт морской тебя не спасут.
После такого предупреждения ноги Марушко стали вялы и непослушны, словно чужие. Он не знал, что капитан и помполит, понимая, что в промерзшей и темной каюте арестованного долго не продержишь, сделали все возможное, чтобы убедить рыбаков не отвечать на преступление преступлением, на удар ножом - самосудом. Лишь после этого Иван Кузьмич распорядился перевести Марушко из каюты в салон.
Ненавидящие взгляды встретили Марушко в дверях салона и проводили, пока он не забился в угол за столом командного состава.
Наконец-то погасили коптилки. Прикрутили “летучую мышь”. Матросы спали. Один Марушко сидел настороже. Каждый шорох вызывал у него дрожь. Порой ему казалось, что кто-то ползет между спящими, пробираясь к нему, и тогда он стягивался в упругий и мускулистый клубок.
Марушко не выдержал напряжения, нащупал в сумраке плечо Паши:
- Ты спишь?
- Сиди, жаба! - Паша отбросил его руку.
Тяжелое дыхание усталых людей давно заполнило салон. Марушко не спал. Просчитался. Крепко просчитался! Три года назад держал в страхе и подчинении все общежитие. Дружков подобрал подходящих. Расправа с непокорными была короткая. Даже на суде свидетели не выдерживали его тусклого взгляда и смягчали показания. На траулере он тоже успел кой-кого припугнуть. И вдруг все перевернулось вверх тормашками. На что Оська казался “своим”, а в решительную минуту продал. А кто мог представить, что до посадки в шлюпки потребуется ящик с аварийным запасом! Ведь все слышали, как твердо сказал капитан: судно на плаву держится надежно.
…Утром все получили по два куска жареной трески, по ломтику тронутого плесенью хлеба и по ложке сахарного песку.
Марушко принесли паек в его угол. Но он был рад этому. Здесь никто не мог зайти за спину, ударить сзади. И он отдохнет от чудовищного напряжения ночи.
После завтрака Пашу сменил хмурый засольщик Терентьев.
“Праведник!” - злобно подумал Марушко, вспомнив, как Терентьев ругался со шкерщиками из-за брака в обработке рыбы.
С наступлением темноты команда заполнила салон. Настороженный слух Марушко жадно ловил обрывки разговоров. Больше всего хотелось ему узнать, что с Оськой. Жив он? Или умирает? Возможно, уже умер! От одной мысли об этом тело его покрылось липким потом. Если Оська умрет, тогда и ему конец. Не довезут до порта, до трибунала. Сейчас трибунал казался Марушко тихой гаванью.
После ужина Паша занял свое место рядом с арестованным.
Матросы устраивались на ночь. Неторопливая беседа угасала.
Тишина, мерное дыхание спящих осилили Пашу. Голова его свесилась на грудь, потом привалилась к стене…
А Марушко все думал - упорно, об одном и том же: выживет ли Оська? Хоть бы до берега выдержал.
Марушко вдруг разглядел, что помполита в салоне нет. Где он? Куда мог уйти в такую позднюю пору? Только к Оське. Значит, плохи дела раненого, если Корней Савельич ночью не отходит от его постели.
Марушко силился развеять страх, убедить себя в том, что помполит мог выйти проверить вахту, побеседовать с дежурными на постах наблюдения, просто подышать свежим воздухом. Но все это казалось неубедительным. Мысль упорно повторяла одно и то же слово: “Умирает!..” Незаметно пришло убеждение, что Оська уже мертв. Вот сейчас войдет Корней Савельич, сообщит о смерти Оськи… Теперь уже Марушко не мог отвести взгляда от двери. В каждом шорохе спящих ему слышались шаги, Корнея Савельича.
Марушко встал. Потянулся, разминая отекшую спину. Осторожно ступая между спящими, пробрался к выходу.
- Легче! - пробормотал кто-то с пола.
Марушко замер с приподнятой ногой. Так он стоял, пока под ним не зазвучал сочный храп. Марущко перешагнул через спящего и открыл дверь.
ОТЩЕПЕНЕЦ
Исчезновение Марушко всполошило всю команду. Бежать одному с “Ялты”? Безнадежно. Скрываться на судне? Вовсе нелепо. Но были же причины, побудившие преступника к бегству?..
Иван Кузьмич немедленно усилил вахту. Анциферов бросился к кладовке, где хранилось оружие. Замок на ней был цел, автомат и три винтовки на месте. Старпом облегченно вздохнул и перенес оружие в пустующий камбуз. Здесь оно было под постоянной и надежной охраной.
Поиски Марушко возглавили Анциферов и Кочемасов. Матросы плотной цепочкой - от борта и до борта - неторопливо двигались с кормы к надстройке. В густом тумане Марушко мог пройти незамеченным в двух шагах.
Значительно труднее было в трюмах и особенно в машинном отделении. Спускаться по трапам приходилось осторожно, нащупывая ногой обледенелые ступеньки. Матросы кружили в огромном пространстве, часто перекликаясь друг с другом. Гулкое эхо искажало голоса, повторяло их, и оттого казалось, что машинное отделение заполнено чужими, неведомо откуда взявшимися людьми. Лучи немногих электрических фонариков шарили по слезящимся от сырости стенам и таяли в темной пустоте или неожиданно вспыхивали яркими пятнами на сверкающих инеем переходах и трапах.
Продолжать поиски в таких условиях было безнадежно. Марушко мог проскользнуть между шумящими матросами, найти уголок, где можно отсидеться, пока идут поиски.
Машинная команда вернулась на палубу. Никаких следов беглеца обнаружить не удалось. После недолгого раздумья Иван Кузьмич приказал задраить наглухо оба трюма и вход в машинное отделение.
- Если он внизу, - сказал капитан, - пускай сидит. Холод рано или поздно выморозит его из любой щели.
Но не холод и, конечно, не голод вынудили Марушко выйти из надежного убежища раньше, чем кто-либо ожидал.
После обеда один из вахтенных услышал стук в дверь машинного отделения. Он подошел к ней поближе. Прислушался. Стук повторился.
- Марушко? - спросил вахтенный.
- Пить! - прохрипел за дверью Марушко. - Берите меня, только попить дайте.
Его привели в салон. Пошатываясь, подошел он к бачку. Выпил две кружки воды.
- Теперь… стреляйте! - Марушко распахнул стеганку. - Бейте.
От него несло перегаром. Он был пьян.
- Надеюсь, теперь кончите запираться? - сказал капитан.
- Не брал я ничего, - упрямо мотнул головой Марушко. - Ниче-го!
- А спирт? - спросил капитан.
- Какой спирт? - нагло уперся Марушко. - Откуда?
Ночью он заглянул в дверь капитанской каюты. Зоя поила Оську из кружки. Пьет! Значит, до смерти раненому еще далеко. А раз так - и Марушко не расстреляют. На радостях
