своём.
Схватив технику, начинаю ускоряться, устраивая что-то вроде боя с тенью. Практикую удары на подходе и отходе.
Хоть мне и не дают большой нагрузки, к концу тренировки чувствую, что выдохся. Тело совсем не привыкло ни к таким движениям, ни к такой интенсивной работе. Мышцы не то что горят, онемели к чёртовой матери. Но я не сдаюсь, разве что позволяю себе немного перевести дыхание и продолжаю.
— Закончили! — хлопает в ладоши Бернард. — Все молодцы. Кроме тебя, Павлов! Совсем забыл, чему здесь учат. Иванский, Шульгин — тоже плохо поработали. Порохов, тебя хвалить не буду, не улыбайся.
Парни благодарят мужчину в ответ. Я с сожалением отворачиваюсь от пантеры и тоже говорю Хенриковичу «Спасибо». Тот смотрит на меня:
— Молодец, Котов. Завтра придёшь?
— Конечно!
Бернард еле заметно кивает и уходит.
Конечно, и без похвалы тренера я понимаю, что проделал хорошую работу. Но всё равно приятно. А уж реакция тела такая, что половину усталости как рукой снимает. Ещё бы, слабого Котёнка редко хвалили вообще хоть за что-то, а за успехи в спорте никогда.
Да и не было этих успехов раньше.
Мы с парнями собираемся и всей шумной компанией покидаем зал. Навстречу нам попадаются девушки-легкоатлетки. Их тренировка сразу после нашей. Красавицы уже переоделись в свои лёгкие маечки и обтягивающие голубые шортики.
Что за формы, тьма меня пожри. Фигурки как на подбор. Одно загляденье, у меня аж слюни текут. Невская башня, несмотря на дикую усталость во всём теле, делает попытки возвыситься.
Грубовцы по-мальчишески неумело пытаются заигрывать с девушками. Подкалывают их, задирают, а то и за попку норовят ущипнуть. Само собой, красавицам приятно внимание, но не способы его донесения — поэтому большинство из них огрызается или презрительно отворачивается.
Одна девица так высоко задирает нос, что перестаёт смотреть под ноги и спотыкается. Если бы не я, то наверняка упала бы. Но господин Котов успевает поймать красотку.
— Осторожней, сударыня, — аккуратно помогаю ей вернуть равновесие. — Будет жаль, если разобьёте свои прелестные коленочки.
— Руки убери, — девушка краснеет, но лишь потому, что ей приятно.
— Хорошей тренировки, — улыбаюсь я, отпуская упругое девичье тело.
— Спасибо, — бормочет красотка и спешит уйти.
— Ха-ха, Котя — джентльмен! — парни смеются надо мной, но с такой явной завистью, что и мне смешно.
Идём в душевую. Рядом со мной возникает Григорий и сильно хлопает по спине:
— Ну что, Котов? Правда завтра придёшь?
— Конечно. Я теперь всегда буду ходить.
— Ловлю на слове! Если сдуешься, до конца жизни слабаком тебя буду считать.
— А то раньше не считал, — хмыкаю я.
— Считал, — не спорит Порохов. — Но ты молодец, собрал волю в кулак. Давно пора было.
— Ага. Спасибо.
— Тогда до завтра. Пацаны, я вперёд побежал! — восклицает Григорий. — У меня сегодня свидание!
— У-у, свидание!
— Засоси её там, Гриха!
— Принеси мне её трусики! — кричат и смеются ему вслед остальные.
После душа мы все толпой отправляемся в столовую, где с жадностью уплетаем ужин. Кормят в интернате так себе: котлета из какого-то перекрученного мяса, тушёная капуста, чёрный хлеб и пара суховатых печенек с чаем на десерт.
Я привык совсем к другой, более изысканной пище. Но выбора нет, приходится жевать, что дают. Тем более, что после тренировки хавчик залетает на ура. Я бы ещё столько же съел.
Кстати, обратил внимание, что грубовцам положили порции побольше, чем другим. Значит, понимают, что спортсменам надо плотнее питаться. Это радует.
После еды хочется пойти в спальную и сразу отрубиться. Но у меня другие планы. Хочу заняться медитацией и начать, возможно, составлять специальный сигил, который сделает меня намного сильнее. А потом, пожалуй, снова встречусь со Светой.
Не скажу, что я влюбился, но девица мне определённо симпатична. К тому же, я узнал, что через месяц ей исполнится восемнадцать, а это значит, что мы сможем заниматься страстным, горячим, необузданным…
Стоп.
Что это за чудесные звуки?
Застываю посреди коридора, как статуя. Если бы я мог шевелить ушами, то сейчас повернул бы их в ту сторону, откуда раздаётся музыка.
Музыка!.. Моя слабость. В прошлой жизни я уделял ей немногим меньше времени, чем магии. А главное — игра на музыкальном инструменте способствует развитию пальцев, что крайне важно для построения сложных печатей.
— Планы меняются! — восклицаю вслух, удивляя стоящих рядом мальчуганов, и срываюсь с места.
Глава 8
На двери висит табличка, которая просит не шуметь и не входить. Но когда меня подобные таблички останавливали?
Резко дёргаю дверь и врываюсь внутрь.
— Здравствуйте! — восклицаю, перекрикивая музыку. — Я к вам учиться.
Музыка резко обрывается, и все смотрят на меня, как на идиота.
— Молодой человек, — преподаватель, полная женщина в очках, строго хмурится. — Вы видели табличку на двери?
— Нет. Её, наверное, украл кто-нибудь, — вру, не моргнув глазом. — Хочу учиться.
Жадно осматриваю просторный кабинет. В прошлой жизни я отлично владел множеством разных инструментов, но моими любимыми были лютня и цитра. Вижу здесь похожие: один называется гусли, другой — балалайка, третий — домра.
Видя алчный блеск в моих глазах, гусляр шумно сглатывает и прижимает инструмент к себе. Все остальные тоже молча пялятся на меня.
— Приходите завтра, — говорит преподавательница. Голос у неё глубокий, певческий. — У нас репетиция, вы мешаете!
Женщина полноватая, но жирной её не назовешь. Как и уродиной. Лицо вполне симпатичное. Фигура на месте: талия, пышные бёдра и ещё кое-что пышное спереди… Ух, я бы с удовольствием побарахтался с её близняшками.
Тысячу серрангов мне в портки! Грёбаные гормоны! Даже на толстую тётку готов наброситься. Надо срочно скинуть напряжение… И нет, госпожа правая тут не поможет. Плавали, знаем. Нужна дама. Желательно, опытная.
— А вы опытная? — вырывается у меня.
Женщина смотрит на меня поверх очков:
— Что?
— Опытная преподавательница? — выкручиваюсь я.
— Послушайте, юноша. Мне сейчас не до вас, у нас идёт подготовка к новогоднему концерту.
— Так давайте помогу, — улыбаюсь я. — Может, вам нужен еще один балалаечник? Я и на домре могу, и вообще на чём угодно. Правда, давно не играл, нужно попрактиковаться.
Женщина вздыхает и стучит ногтем по раскрытой на пюпитре нотной записи.
— Как вас зовут?
— Котов, Ярослав Алексеевич, — щёлкаю каблуками и кланяюсь, одновременно активируя печать Обольщения. Похоже, без неё не обойтись.
— Великий Альбатрос, вы и есть Котов? Последние два дня все только о вас и говорят. Меня зовут Любовь Павловна. Как вы могли догадаться, Альбатросова, — преподавательница против воли улыбается.
— Рад знакомству, почтенная Любовь Павловна, — снова кланяюсь.
— Присядьте пока, побеседуем позже. Посмотрите инструменты, если хотите. Только прошу, не вмешивайтесь в игру!
— Само собой. Покорнейше благодарю.
